Алхимик. По следам Джордано Бруно - Хорхе Анхель Ливрага

Старец сквозь огонь простер руки к видению, и местность сотрясли сильнейшие шквалы, не тронув лишь дальние заросли, а все окрестные животные вскричали, до смерти перепугавшись. Казалось, Природа хочет что-то выразить — то ли поклонение, то ли страх и ужас.

Голос мудреца прозвучал тихо и обезличенно. Слова он произносил очень медленно.

— Это дэва (ангел) Природы, божество воздуха. Он будет служить тебе, пока ты не покинешь пустыню. Дорожи им. После ты отпустишь его на свободу, ибо, пребывая неподвижным, он сильно страдает; такое состояние противоречит его основному жизненному принципу… А сейчас огонь укажет тебе дорогу; иди в ту сторону и не возвращайся, чтобы проститься со мной, ведь в действительности мы не расстаемся. Не попадись в сети Майи.

Дэва исчез, и через несколько минут после того, как в пасть огня бросили новый пучок трав, огонь взвился вверх и образовал огромный язык пламени более светлого оттенка; пламя покачнулось под напором новых порывов ветра и, наконец, наклонилось к северу, а от источника огня оторвались несколько язычков и почти тут же вновь соединились с ним.

Не мешкая долго, огонь потушили, маг-целитель вновь сделался неподвижным, и его лицо обрело привычные черты — невероятную детскую мягкость и теплоту. Сани молча размышлял. Он был стольким обязан этому удивительному человеку, что не хотел покидать его. Он видел, сколько добра тот приносил, какую аскетичную вел жизнь, и мысль о том, чтобы бросить его в суровой местности, полной всяческих опасностей, казалась ему чудовищной. Что важнее — его собственный внутренний мир и покой или искренняя и чистая любовь к наставнику? Голос старца прервал его прогулки в лабиринтах разума:

— Ману в книге законов говорит нам: «Так он, неизменный, чередуя пробуждение и покой, все движущееся и недвижущееся всегда оживляет и разрушает». И поскольку эти слова являются точным отражением истины, которую ты уже предчувствуешь, не становись рабом формы, ведь она — лишь эфемерная иллюзия. Иди в пустыню, ищи и размышляй. Ты не расстаешься со мной, просто мое тело немного отдаляется от твоего.

При этих словах старец вынул из-за пазухи медальон, висевший у него на шее, и надел его на Сани. Это был драгоценный камень, похожий на яшму, в форме изящнейшего цветка, будто созданного сверхчеловеческим мастерством. Сани подумал, что, возможно, это и был настоящий цветок, превращенный в камень алхимическим путем — этим способом огромное количество времени, которое Природа затрачивает на то, чтобы растения окаменели, сокращается до нескольких часов. Он почтительно попрощался с мудрецом, что потребовало от него крайне болезненного усилия, и, не оглядываясь, стал спускаться к великой пустыне Гоби.

Сверхчувства, развитые благодаря упражнениям, вели его строго на север, и, хотя в отсутствие ориентиров физическое тело склонно ходить кругами, с пути он не сбивался. Пустыня с характерными для нее обширными зыбкими равнинами и странными образованиями из обломочных пород постепенно поглощала его и пыталась переварить свою жертву, приводя в смятение психику и иссушая тело. В полдень жара стала невыносимой, и Сани, в полной мере ее ощутивший, добрался до остатков буддистской пагоды II века до нашей эры; рядом с ней сочился ручеек, несколькими метрами дальше умиравший среди песков. Место служило удобным укрытием для путников, страдавших от испытаний пустыни.

Сани заметил аскета из школы карма-йоги, предававшегося медитативному экстазу. Было похоже, что медитацией он не ограничился и потому больше напоминал покрытую пылью статую, чем живого человека.

Путник утолил жажду и наполнил кувшин. С немалым удивлением он обнаружил в складках своей одежды скромную рисовую лепешку, приготовленную по-тибетски. Он не помнил, чтобы брал что-то с собой, но его наставник на его памяти совершал и не такие чудеса.

До захода солнца Сани отдыхал, а потом, совершив подобающие жертвоприношения, вновь направился на север. За эти шесть часов неподвижный аскет с закрытыми глазами не выказал ни единого признака биологической активности.

Прилив теней постепенно заполнял низины, пока не добрался до пиков самых высоких гор. Теперь «искателя истины» в его движении направляли звезды, но ему было непросто, ведь наступление теней сопровождалось холодом, а камни, которые всего несколько часов назад раскалились на солнце, трещали, резко теряя тепло. Сани был прекрасно подготовлен к самым опасным странствиям по пустыням и диким лесам, где физическая жизнь подвергается риску на каждом этапе пути, даже во время сна или еды. Иначе он пришел бы в ужас, оказавшись здесь, посреди безграничного одиночества.

В гигантской пустыне Центральной Азии не жили ни птицы, ни насекомые, ни, вероятно, даже змеи. Всего в пяти днях пути справа текла Хуанхэ, «Желтая река», но он ни под каким предлогом не мог свернуть со своей дороги. Медленные, но непреклонные шаги приближали его к месту необычной встречи. Не имело значения, что ждало его там — добрый Учитель или же мучения и смерть; выше всего этого пребывала Истина.

Сани знал, что в этой местности ночью спать нельзя — неосторожных губит холод. Вместо этого он ускорил шаг и на ходу выполнил дыхательные упражнения, чтобы зарядить тело энергией. Он шагал всю ночь и встретил солнце словно божественное благословение. Но его путешествие чуть не прервала еще одна напасть: сильный ветер поднял песок и обжигал нос, рот и глаза. Когда очередной шквал едва не сбил его с ног, он инстинктивно схватился правой рукой за медальон, подарок гуру, и вдруг заметил, что, хотя вокруг бушуют ветры, до него не доносится ни малейшего порыва. Ободренный этим чудесным явлением, он продолжил путь, мысленно благодаря Белых Учителей Сострадания за наставления и защиту.

Солнечный диск еще не высоко поднялся над горизонтом, когда среди притихшей песчаной бури в тысяче метров впереди он увидел, как из песка вырастает колоссальное строение, похожее на огромный квадратный храм, построенный из красноватого камня и возвышающийся метров на шестьдесят. Необычайная простота и величие здания заставили путника остановиться перед ним в нескольких шагах от двери. Храм показался ему примитивным циклопическим подобием великих египетских храмов, разве что он был больше и мощнее и здесь не было египетских рельефов, колоннад или тонких деталей. Фронтон поддерживался рядом грубых колонн, больше похожих на дольмены, и на нем не было ни изображений, ни каких-либо украшений. Камни были отчасти источены песками, кое-где недоставало целых кусков, из-за чего образовались маленькие выбоины.

Сани поднялся по полуразрушенной каменной лестнице с огромным трудом: ступени были почти по семьдесят сантиметров в высоту. За храмом вздымалась вершина небольшой горы, которая была почти в два раза выше строения. Проем двери был около десяти метров высотой, створок не было, поэтому Сани направился, как ему показалось, в самую черную тьму. Он сделал пару шагов, и вдруг в огромном зале раздались гулкие металлические звуки. Удивленный и перепуганный, он потянулся было рукой к медальону, но ничего не произошло, а громкий голос, поначалу издавший несколько беспорядочных музыкальных нот, стал выговаривать слова:

— Не бойся ничего, кроме самого себя. Слушай, чужестранец. Некогда эта пустыня была морем, из моря вздымались острова и берега, а на них росли цветы человечества и цвет растений. Оборот времен окружил города пустынями и превратил в пустыню могущественные страны. Никому не избежать кармы! Одичавшее человечество падало все ниже и ниже; сейчас оно пытается подняться из праха. Оно сможет это сделать. Эти руины ждут своего часа, чтобы явиться миру тогда, когда он, слишком возгордившись своими творения ми, решит, что достиг вершины. Здесь хранятся такие сокровища искусства и науки, что люди склонят свои головы, ибо увидят, что даже самые высокие народы, победившие болезни, опустившиеся на дно моря и дотронувшиеся до звезд, падают и становятся дикарями, если они лишены нравственности, добра и духовности.