Капитал. Полная квинтэссенция 3-х томов - Юлиан Борхардт

Поскольку машины делают мускульную силу излишней, они становятся средством для того, чтобы применять рабочих без мускульной силы или с недостаточным физическим развитием, но с более гибкими членами. Поэтому женский и детский труд был первым словом капиталистического применения машин! Таким образом, это мощное средство замещения труда и рабочих немедленно превратилось в средство увеличивать число наемных рабочих, подчиняя непосредственному господству капитала всех членов рабочей семьи без различия пола и возраста. Принудительный труд на капиталиста не только захватил время детских игр, но овладел и временем свободного труда в домашнем кругу, в установленных нравами пределах, для нужд самой семьи[19].

Стоимость рабочей силы мы определили рабочим временем, необходимым для существования не только отдельного взрослого рабочего, не и рабочей семьи. Привлекая к работе машины, понижают стоимость рабочей силы мужчины. Быть может, купля семьи, раздробленной на 4 рабочие силы, стоит дороже, чем раньше стоила купля рабочей силы одного только главы семьи, но зато теперь 4 рабочих дня заступают место одного. Для существования одной семьи теперь четверо должны доставлять капиталу не только труд, но и прибавочный труд. В 1845 г. один английский писатель сообщал: «Количественное возрастание рабочих было велико благодаря усиливающейся замене труда мужчин трудом женщин и особенно труда взрослых трудом малолетних. Три девочки 13-летнего возраста, с заработной платой от 6 до 8 шилл. в неделю, заменяют взрослого мужчину, плата которого колеблется от 18 до 45 шилл.». Так как без некоторых функций семьи, например присматривания за детьми и кормления их, невозможно совсем обойтись, то матерям, отнятым капиталом, приходится так или иначе нанимать заместителей. Работы, которых требует потребление семьи, например шитье, починку и т. д., приходится заменять покупкой готовых товаров. Следовательно, уменьшению затраты домашнего труда соответствует увеличение денежных затрат. Поэтому издержки производства рабочей семьи возрастают и уравновешивают увеличение дохода. К этому присоединяется то обстоятельство, что делаются невозможными экономия и целесообразность в пользовании средствами существования и в их приготовлении[20].

Изменяется и форма договора между рабочими и капиталистами, с тех пор как капитал начинает покупать незрелых и полузрелых. Раньше рабочий продавал свою собственную рабочую силу, которой он располагал как формально свободная личность. Теперь он продает жену и детей. Он становится работорговцем. Спрос на детский труд часто и по форме приближается к тому спросу на негров-рабов, образчики которого мы привыкли встречать в объявлениях американских газет. Даже самые последние (1864–1866) отчеты Комиссии по детскому труду отмечают поистине возмутительные и чисто рабовладельческие черты в отношении рабочих-родителей к барышничеству детьми.

Последствием вызванного таким образом разложения семейной жизни является колоссальная смертность детей рабочих в первые годы их жизни. В Англии существует 16 регистрационных округов, в которых на 100 000 родившихся живыми детей до одного года приходится в среднем выводе только 9000 смертных случаев в год (в одном округе всего 7047):

в Гу, Вольфергэмптоне, Эштон-андер-Лайне и Престоне – от 24 000 до 25 000; в Ноттингеме, Стокпорте и Бредфорде – от 25 000 до 26 000; в Уисбиче – 26 000; в Манчестере – 26 125[21]. Как показало официальное санитарное исследование в 1861 г., причиной высокой смертности грудных младенцев являются, оставляя в стороне местные условия, главным образом занятие матерей вне дома и вытекающие отсюда недостаток попечения о детях, плохое обращение с ними, между прочим несоответствующее или недостаточное питание, кормление препаратами опия и т. д.; к этому присоединяется противоестественное отчуждение матерей от своих детей, а за ним – и преднамеренное недокармливание и отравление. Напротив, в таких земледельческих округах, «где женщины наименее заняты, процент смертности (грудных младенцев) наименьший»[22].

Моральное искалечение, вытекающее из капиталистической эксплуатации женского и детского труда, с такой исчерпывающей полнотой описано Ф. Энгельсом в его «Положении рабочего класса в Англии» и другими писателями, что я здесь ограничиваюсь простым напоминанием об этом. Интеллектуальное же одичание, искусственно производимое превращение незрелых людей в простые машины для фабрикации прибавочной стоимости, – его легко отличить от того первобытного невежества, которое оставляет ум невозделанным, не причиняя вреда его способности к развитию, его естественному плодородию, – это одичание заставило наконец даже английский парламент провозгласить начальное образование обязательным условием найма детей до 14-летнего возраста во всех отраслях промышленности, подчиненных фабричному законодательству. Дух капиталистического производства ясно обнаруживается в неряшливой редакции в фабричных законах так называемых пунктов о воспитании, в отсутствии того административного наблюдения, без которого это обязательное обучение в большинстве случаев становится иллюзорным, в оппозиции фабрикантов даже против такого закона об обучении и в их увертках и уловках, которые служат для обхода его на практике. 30 июня 1857 г. английский фабричный инспектор Леонард Горнер сообщал в своем отчете: «Обвинять приходится только законодательную власть, потому что она издала фиктивный закон, который, заботясь для виду о воспитании детей, не содержит ни одного постановления, обеспечивающего достижение этой цели. Он ничего не постановляет, кроме того, что дети на определенное число часов (3 часа) в день должны быть заперты в четырех стенах помещения, именуемого школой, и что хозяин детей еженедельно должен получать удостоверение в исполнении этого от лица, которое подписывается учителем или учительницей». До издания в 1844 г. исправленного фабричного закона нередко встречались удостоверения о посещении школы, которые учитель или учительница подписывали крестом, потому что сами они не умели писать. «Однако, – писал Л. Горнер 31 октября 1856 г., – не только в таких жалких вертепах дети получают школьные удостоверения, хотя никакого обучения здесь нет; существует много школ с достаточно подготовленными учителями, но почти все труды последних разбиваются об умопомрачительное смешение детей всех возрастов начиная с трехлетнего. Доход учителя, в лучшем случае нищенский, всецело зависит от числа пенсов, а их получается тем больше, чем больше удается набить детей в комнату. К этому присоединяется скудная школьная обстановка, недостаток книг и других учебных пособий и удручающее действие спертого и отвратительного воздуха на самих бедных детей. Я бывал во многих таких школах, причем я видел целые ряды детей, которые абсолютно ничего не делали; и это удостоверяется как посещение школы, и такие дети фигурируют в официальной статистике как получившие образование». Примером того, как капитал надувает закон, может служить еще следующая выдержка из отчета английского фабричного инспектора А. Редгрэва от 30 июня 1857 г. Согласно постановлениям закона относительно ситцепечатных и тому подобных заведений, «каждый ребенок перед поступлением в такое печатное заведение должен посещать школу по меньшей мере 30 дней и не меньше 150 часов в течение 6 месяцев, непосредственно предшествующих его поступлению. Во время своей работы в печатном заведении он также должен посещать школу в течение 30 дней или 150 часов через одно полугодие в продолжение другого… Посещение школы должно происходить между 8 часами утра и 6 часами вечера. Никакое посещение, продолжавшееся менее 21/2 часа или излишек над 5 часами в день не должны идти в счет упомянутых 150 часов». Как же проводил капитал эти постановления закона? «При обыкновенных обстоятельствах дети посещают школу утром и вечером в течение 30 дней, по 5 часов в день, и по истечении 30 дней, достигнув указанной суммы в 150 часов, покончив со своей книгой, как выражаются они сами, они опять возвращаются в заведение, опять остаются в нем 6 месяцев, пока не наступит новый срок платежа – срок посещения школы, – и опять остаются в школе, до тех пор пока снова не покончат со своей книгой… Очень многие дети, посещавшие школу указанные 150 часов, при возвращении в нее после шестимесячного пребывания в печатном заведении должны все начинать сначала… Они, конечно, забывают все, что приобрели в предыдущее посещение школы. В других ситцепечатных заведениях посещение школы поставлено в полную зависимость от хода дел на фабрике, от ее потребностей. Требуемое количество часов за каждый полугодичный период разом пополняется присчитыванием 3–5-часовых посещений, которые распределяются на время, быть может, более полугодия. Например, в один день школа посещается с 8 до 11 часов утра, в другой день с 1 до 4 часов вечера, и, после того как ребенок несколько дней не являлся, он вдруг снова приходит на время с 3 до 6 часов вечера; затем он, быть может, приходит 3 или 4 дня или целую неделю кряду, потом опять исчезает недели на 3 или на целый месяц и возвращается на несколько часов в бросовые дни, когда предприниматель случайно в нем не нуждается; таким-то образом ребенка, так сказать, швыряют (byftet) то туда, то сюда, из школы на фабрику, с фабрики в школу, пока не наберется сумма в 150 часов».