Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

— О!.. Э-э… да… Да, хочу. — Рука получила бесспорное доказательство. Он тихо застонал, рука скользнула чуть ниже, между ног. — О, Боже… Не надо, Саксоночка. Иначе я от тебя никогда не оторвусь.

Он крепко обхватил меня длинными руками, а я вжалась лицом в складки его белоснежной рубахи, слабо пахнущей крахмалом, который брат Альфонс из аббатства использовал при стирке.

— А зачем отрываться? — пробормотала я. — У тебя же есть еще чуточку времени, правда? До доков совсем недалеко…

— Да дело не в том, — ответил он, поглаживая меня по растрепанным волосам.

— Я что, слишком толстая? — На деле живот у меня оставался таким же плоским, как и прежде, я была даже худее из-за тошноты.

— Нет, — сказал он, улыбаясь. — Больно уж много ты говоришь. — Он поцеловал меня, потом сел и притянул к себе на колени. Я легла и обняла его. — Нет, Клэр! — воспротивился он, когда я начала расстегивать килт.

Я удивленно взглянула на него:

— Почему нет?

— Ну, из-за… — Он слегка покраснел. — Из-за ребенка… Не хочу повредить ему.

Я рассмеялась:

— Джейми, ты не повредишь! Он же не больше, чем кончик моего пальца! — Для наглядности я выставила палец и медленно провела им по пухлой, четко очерченной губе Джейми. Он перехватил мою руку, наклонился и крепко и быстро поцеловал.

— Ты уверена? Я хочу сказать… Я все время думаю, ему не понравится, если кто-то будет его толкать…

— Да он и не заметит, — уверила я его и снова занялась пряжкой на поясе.

— Ну, ладно. Раз ты так считаешь…

В дверь властно постучали, она отворилась, и вошла служанка с охапкой поленьев, расталкивая ими створки. Судя по царапинам на панели и на полу, то был обычный для нее способ проникать в комнату.

— Bonjour, месье, мадам, — буркнула она, коротко кивнув в сторону постели, и шмыгнула к камину. Да, ее поведение было красноречивее всяких слов. Нр я уже привыкла к безразличию, с которым слуги постоялых дворов относятся к постояльцам, даже в дезабилье, и, буркнув в ответ: «Bonjour, мадемуазель», не стала обращать на нее особого внимания, лишь оставила пряжку Джейми в покое и, скользнув под одеяло, натянула его повыше, чтоб не было видно раскрасневшихся щек.

Обладавший еще большим, чем я, хладнокровием, Джейми положил на колени валик, вынутый из-под подушки, уперся в него локтями, опустил на ладони подбородок и завел со служанкой светский разговор, нахваливая кухню.

— А откуда получаете вино, мадемуазель? — вежливо осведомился он.

— Когда как. — Ловко набрасывая растопку на более крупные поленья, она пожала плечами. — Там, где дешевле. — Круглощекое лицо женщины слегка сморщилось, когда она искоса взглянула на Джейми.

— Ну, это я понял, — сказал он и усмехнулся. Она ответила коротким смешком. — Держу пари, что смогу достать почти по той же цене, только вдвое лучше. Скажи своей хозяйке, — предложил он.

Она скептически приподняла бровь.

— И какова же будет цена, месье?

Он ответил ей типично гэльским жестом, обозначавшим отрицание.

— Пока еще точно не знаю, мадемуазель. Просто собираюсь повидаться с одним земляком, он торгует вином. Могу потолковать с ним — может, он захочет заключить с вами сделку. Почему бы нет?

Она кивнула в знак согласия и, кряхтя, поднялась с колен:

— Хорошо, месье. Поговорю с хозяйкой.

Дверь за ней захлопнулась. Отложив в сторону валик, Джейми встал и начал застегивать пряжку.

— Куда это ты? — запротестовала я.

Он взглянул на меня, губы растянулись в улыбке.

— О!.. Ты уверена, что хочешь, Саксоночка?

— Я хочу, если только ты хочешь, — ответила я, не в силах противиться желанию.

Он бросил на меня суровый, испытующий взгляд.

— Ну, раз так, то я тут как тут, — сказал он. — Я слышал, что будущим матерям перечить не стоит. — Он позволил юбке упасть на пол и присел рядом со мной, постель жалобно скрипнула под его тяжестью.

Он откинул одеяло и расстегнул ворот моей рубашки, обнажив груди. Склонив голову, поцеловал каждую, осторожно прикасаясь к соску кончиком языка. Тот, словно по волшебству, поднялся и затвердел, темно-розовый на фоне белой кожи.

— Боже, до чего ж красивые… — пробормотал он и начал целовать снова. Затем взял обе груди в ладони и легонько сжал, любуясь ими. — Тяжелые, тяжелей, чем прежде… — сказал он, — самую малость. И соски, они стали темнее. — Он нежно дотронулся пальцем до одинокого волоска, что рос рядом и казался серебристым в свете морозного утра.

Приподняв край одеяла, он прилег рядом, я обняла его, потом провела рукой по твердым буграм мышц на спине, затем по округлым крепким ягодицам. Кожа его покрылась мурашками от холода, но под теплым прикосновением моих рук они постепенно исчезли.

Я хотела, чтоб он вошел в меня сразу же, но он, нежно воспротивившись, опустил меня на подушку, легонько покусывая шею и уши. Одна рука скользнула по бедру, сминая и собирая складками рубашку.

Голова его нырнула под одеяло, руки нежно раздвинула мне бедра. Я содрогнулась — холодный воздух коснулся обнаженного тела, затем полностью расслабилась под настойчивой лаской его губ.

Волосы у него не были собраны, он еще не успел завязать их сзади… Мягкие, рыжие, шелковистые, я чувствовала их на бедрах. Он навалился на меня всей тяжестью, широкие ладони сжимали ягодицы.

— М-м-м? — вопросительно мурлыкнул он. В ответ я слегка изогнула спину.

Руки его стали еще настойчивей, я целиком растворилась в его ласках, а изнутри нарастала и распространялась по всему телу сладкая дрожь и через секунды привела меня к разрядке: тело вяло и разнеженно вытянулось, губы жадно хватали воздух, а голова Джейми опустилась мне на бедро. Он выждал минуту, лаская изгиб моей икры, затем начал снова, уже с целью удовлетворить себя. Я, откинув со лба встрепанные рыжие волосы, ласкала его уши, такие неожиданно маленькие и изящные для крупного мужчины. Верхний изгиб раковины отсвечивал розовым и был почти прозрачен. Я водила пальцем по этому изгибу.

— А они у тебя заостренные на концах, — заметила я. — Самую чуточку. Как у фавна.

— Правда? — На секунду он прервал свое занятие. — Ты, наверное, хочешь сказать, как у маленького оленя? Или как у тех тварей с козлиными ногами, что преследуют женщин на старинных рисунках?

Я подняла голову и увидела над валиком одеял и сбившейся ночной сорочки темно-синие кошачьего разреза глаза, сверкающие из-под потемневших от пота кудрей.

— Если туфля впору, — сказала я, — носи ее. — И, услышав в ответ сдавленный смешок, откинула голову на подушку, он вибрацией отозвался во всем моем теле. — О-о-о… — протянула я и попыталась приподняться. — О, Джейми, иди ко мне!