А мы с тобой, брат, из пехоты. "Из адов ад" - Артем Драбкин

— Много народа осталось после того первого боя?

— Очень мало, Это я узнал уже позже, когда стали после меня прибывать раненые в медсанбат. Когда я начинаю вспоминать этот бой, меня аж трясет. Туды твою мать! Как же так?! Что, командир полка не знал, что противник вот тут?! Поставь задачу батальонам. Командир дивизии где был? Генерал Коржаневский, грамотный, толковый генерал. Почему так было организовано? Были ведь виновники. Если бы нашу батальонную колонну развернули в цепь или хотя бы по отделениям. Отделение одно, правее другое. Потерь было бы гораздо меньше. А тут как колонна шла, так ее, блядь, и расстреливали из всех видов оружия. Оружие у немцев было получше нашего. У них автоматы, МГ-34 — ротные пулеметы. Такая машинка! Я лично уже в третьем бою из их пулемета расстреливал немецкую колонну. Когда мы наступали, смотрю, стоит в окопчике пулемет МГ-34 и три банки патронов. Я его перезарядил. А колонну было видно, как они начали отступать. Мои люди ушли вперед, а я остался. Как по колонне врезал! Стрелял, пока пулемет плеваться не стал. Ствол докрасна раскалился.

— Ваша стрельба из немецкого пулемета была удачной?

— Да, конечно. Видно же было шарахание в этой колонне. Были ли убитые и раненые, я не видел, но явно, что я попадал. Пулемет очень хороший. Наш ротный пулемет ему уступал существенно.

— Вас в училище обучали стрелять из немецкого пулемета?

— Нет, не обучали. Но освоить его можно было легко. Лента вставлялась свободно, затвор как у нашего пулемета. Только, видимо, у них была лучшая конструкция самого ствола, наверное, так. Стрельба из него была очень кучной. Лучше гораздо, чем из нашего пулемета. После той стрельбы я его оставил в окопе. За нами всегда шла трофейная команда. Они подбирали раненых, оружие. Я помню, две полные коробки боеприпасов расстрелял. Видно было хорошо. Расстояние до них метров 300–400. Они уходили по опушке в лес. Я в этот момент их косил потихонечку. Если бы не ранило, наверняка был бы представлен к награде.

Я сейчас думаю, тогда-то еще не соображал: все-таки меня, видимо, засек противник. Когда я закончил стрелять, стал догонять своих солдат. Тогда-то меня в ногу ранило. Наверное, снайпер. Пуля слабенькая. Пробила штаны и сапог и вышла. Пулю оставил себе как память. Видимо, издалека стреляли. На шальную пулю непохоже. Хоть пуля попала в мягкие ткани, но двигаться было трудно. Я остановился, меня санитары под руки и в тыл. На эвакуацию. Разрезали мне ногу, где пуля прошла, все это очистили, заклеили и в госпиталь. Это было у меня уже второе ранение.

Перед этим в марте месяце мы тоже оказались в обороне. И вдруг ночью наступление. Оказалось, это всего лишь разведка боем, но настолько она была организована плохо! Два залпа «катюши» по переднему краю противника, и мы пошли. Куда пошли? Канава впереди протекала, оказалась глубокой. По пояс в воду влетел, выскочил, конечно. Продолжаем движение. Стоит на середине нейтральной полосы разбитая машина. Получаем сигнал отходить обратно. Взяли «языка» или нет, не знаю. Вернулись опять в окопы. Поскольку это было ночью, залегли спать, кто как мог. Утром просыпаюсь весь мокрый, в грязи. Думаю, все, заболею. Но ничего. Никаких насморков, чиханий. Насколько же был подготовлен организм к этим трудностям. Никаких таблеток, ничего. Горячий чай, и все.

Где лежал, не помню. То ли во Владимире… Два раза лежал в Пушкино. После четвертого ранения — в Ульяновской области, сейчас г. Дмитров. После этого ранения меня направили в другую дивизию, в 18-ю Гвардейскую. И вот была передислокация войск с Брянского фронта на другой. Перевозили нас эшелоном. Прибыли на место, помню, уже весной. Вышли из этого эшелона, уселись где-то там на обочине. А я не был еще никуда назначен, находился в офицерском резерве дивизии. Сидим мы, кушаем, вдруг смотрим, идет колонна с оркестром. Оркестрантов знаю. Какой полк? — 77-й Гвардейский. Решил — пойду в свою дивизию, в свой полк. Нахожу свою роту, все обрадовались. Командир роты, Александр Скукин. Спрашиваю: «Как ты думаешь, если я уйду самостоятельно?» — «А чего? Командир полка сейчас договорится с командиром дивизии, и все будет сделано».

Я переговорил с командиром полка, полковником Манойко: «Товарищ полковник, вот такая ситуация. Возьмите меня. Я здесь уже два ранения получил. Больше года провоевал». — «Давай иди, сейчас все сделаем». Я в полк. Пришли на временную остановку. Я ищу, надо еще раз проверить, ведь я же ушел без разрешения из офицерского резерва. Я в штаб полка. Так и так: «Вы доложили в штаб дивизии?» — «Все нормально, не беспокойся. Мы тебя зачисляем в штат». Потом в бой. Меня третий раз ранит в этом бою. И в госпиталь. То ли в Пушкино, то ли во Владимире. После третьего ранения я возвращаюсь в этот же полк. Все законно. Никакой самостоятельности с моей стороны. А мне говорят: «О тебе уже СМЕРШ начинает беспокоиться». — «Почему?» — «Ты же вроде дезертировал. Не просто ушел, а дезертировал. Ничего, коль искупил своей кровью».

Потом фронт закончился. После четвертого ранения меня завербовали во внутренние войска, потом я учился в Военном институте ГКБ, и мне тамошний контрразведчик однажды сказал: «А ты знаешь, ты же дезертировал? Расскажи, как это было». Я все рассказал. Он мне говорит: «Это было серьезное дело по нашему ведомству». Никаких последствий я на себе не испытал. После фронта во внутренних войсках прослужил с 1944 по 1983 год. Уволился полковником.

Наша дивизия входила в 11-ю Гвардейскую армию, которой командовал Баграмян. Дивизия была на правом фланге армии. В оборонительных боях мы не участвовали — стояли во втором эшелоне. Курская дуга — конечно, выдающееся сражение. Хоть я и был ранен осколками своих 152-миллиметровых пушек, но организовано было действительно по-настоящему.

Мы перешли в наступление и преследовали немцев, практически не разворачиваясь. Штурмовики Ил-2 шли волнами. Первая волна прошла, полминуты — вторая волна, третья! Приятно было наблюдать! И наступать было легко. Такой энтузиазм был! Немцы бежали, все оставляли. Я уже был командиром взвода 82-миллиметровых минометов. Мы погрузили их на немецкие велосипеды и преследуем. Немцы оставляли заведенные машины, даже не выключив моторы. Сейчас бы любой сел и поехал, а тогда не так много было водителей. Видели несколько небольших колонн пленных немцев.

На одном из участков через командира узнаю: поступил нам приказ занять впереди лощину. В ней засел противник численностью до батальона. Надо его выбить. Получаем команду, подходим к этой лощине. Небольшой овраг, мы остановились у самого этого оврага. Начинаем устанавливать миномет. Передо мной стоит заместитель мой, старший сержант из Смоленска, здоровый, крепкий мужик, очень хороший человек. Неожиданно снаряд разрывается сзади него. Смотрю, мой сержант падает. Мне один осколок попадает в висок, второй — в шею и выскочил в рот, я его выплюнул. А тот сидит, как память… Меня спас этот старший сержант — своим телом задержал осколки. Оказалось, командир полка дал команду поддерживающему дивизиону 152-миллиметровых пушек открыть огонь по батальону противника. А к нашему подходу противник уже ушел. Мы заняли позиции, где раньше был батальон противника. И по нам дивизион как шарахнул! Так я получил третье ранение от своих артиллеристов. Сказать, что это было преднамеренно, нет, безусловно. Просто не рассчитали, что противник мог к этому времени уйти. Как продолжалось наступление, я не знаю.