Загадки истории. Факты. Открытия. Люди - Анна Ермановская

Несмотря на то что он числился вторым после генерала Я. В. Брюса, Остерман в действительности был душой всего дела. Инструкции Петра русским уполномоченным требовали от них максимальной гибкости, им давались полномочия даже обещать русское содействие в получении возмещения за территориальные потери «другой стороне». Вместе с тем надлежало заявить шведам, что «мы с ними миру желаем, но и войны не боимся». Остерману в специальном письме Петр I давал поручение особого рода, основанное на глубоком понимании того, что представляла собой шведская дипломатия и сам Герц. Остерману нужно было частным образом войти с Герцем «в дружбу и конфиденцию», обещать ему награду и прочее.

Так два немца, один на службе русского царя, другой на службе короля шведского, слились друг с другом в дипломатических объятиях, ведя смертельно опасную игру. Обоим она могла стоить головы, если бы был сделан один неверный шаг — слишком высока была цена и ставка в этой аландской партии.

Остерману удалось выведать у Герца, что положение Швеции катастрофическое, население уменьшилось до 700 тысяч человек, в стране голод, нищета, эпидемии, что короля уже мало кто поддерживает, и поэтому нужна дипломатическая победа. Наконец, он открыл перед Остерманом свои основные карты: Россия в обмен на отвоеванные прибалтийские земли должна выставить 150-тысячную армию и в союзе со Швецией обрушиться на Польшу, Данию, Англию, Голландию, Германскую империю, словом, фактически на всю Европу. Что же все-таки это было — безумие шведского министра или западня?

Остерман прекрасно понимал, что предлагаемые Герцем условия заключения мира самоубийственны для России. Но он не спешил отвергать их. Он вел свою игру, выполняя данные ему Петром I инструкции: входить с Герцем «в конфиденцию как можно глубже» инив коем случае не останавливать переговоры. В это время он вел тайную шифрованную переписку с Шафировым, поверяя ему ход переговоров.

Старый Яков Брюс практически был уже отстранен от дела. Остерман полагал, что если не добиться сейчас мира, то война продолжится, и неизвестно, когда и как она закончится. Но и план Герца был конечно же неприемлем. Хотя реальным было и другое: союзники, возбуждаемые Англией, в скором времени, несомненно, выступят против России, поэтому возможен упреждающий удар против них. А Петр слал все новые послания, призывая не отвергать даже совершенно неприемлемые предложения Герца.

Остерман, сознавая в глубине души, каким чудовищным риском является вся эта затея, надеялся в конце концов на счастливый случай, благодаря которому вообще удастся уклониться

от продолжения столь опасных переговоров и выполнения обязательств по ним. «Надобно и то принять в соображение, — писал он Шафирову, — что король шведский по его отважным поступкам когда-нибудь или убит будет, или, скача верхом, шею сломит. Если это случится по заключении с нами мира, то смерть королевская освободит нас от дальнейшего исполнения обязательств, в которые входим». Заканчивая свое письмо, он добавлял: «Богу известно, как я утомлен, я не могу собрать мысли». Что ж, в такой ситуации, находясь на самом острие сложнейших меж д у нар о д ных противоречий, готовых взорваться и ввести Европу в новые смертельные потрясения, можно было надеяться лишь на чудо. И оно случилось. Шальная пуля при осаде норвежской крепости оборвала жизнь Карла XII. Неизвестно, кем она была выпущена, но Аландский конгресс «благополучно» прервался, похоронив все безумные планы Герца.

В хитрой дипломатической игре А. И. Остерман проявил огромную выдержку, терпение и настойчивость. Так он показал царю свою заботу о сохранении казны: Петр I приказал выдать ему 100 тыс. червонцев для подкупа шведских уполномоченных, но Остерман успел употребить лишь 10 тыс., а девяносто возвратил обратно. Это было очень по сердцу царю, который всегда берег государственное достояние и строго наказывал казнокрадов.

Баронство за Ништадтский мир. А через два года Остерман, ставший к тому времени уже тайным советником канцелярии, вместе с Яковом Брюсом принял участие в подготовке и подписании Ништадтского договора, согласно которому между Россией и Швецией устанавливался «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и воде».

30 августа 1721 г. в Ништадте был наконец подписан мирный договор, завершивший длительную Северную войну. Труднейшие переговоры велись с перерывами три с лишним года. За это время в Швеции, по сути, сменилось три политических режима, не меньше перемен произошло и в других странах Северной Европы.

Фактически, Остерман на переговорах со шведами действовал самостоятельно, с минимальной оглядкой на формального начальника — он, в частности, имел собственный канал связи с Петербургом, а в какой-то момент даже — собственный шифр, недоступный Брюсу. Разумеется, Брюсу все это не нравилось — он делал соответствующие заявления, его утешали, на этом, собственно, все и кончалось: слава Богу, среди достоинств Якова Брюса была еще и редкая в тот век пониженная склочность. Остерман же проявил себя тонким, настойчивым и умным переговорщиком. Да и не только — в своем служении России он в какой-то момент перещеголял самого Петра I. Дело было на последней стадии Ништадтского конгресса.

Желая закончить дело во что бы то ни стало, Петр I принял решение пойти на дополнительную уступку шведам — вернуть им захваченный еще в 1710 г. Выборг. С официальным изложением новой русской пропозиции в Ништадт был послан Ягужинский. Остерман получил обо всем этом сведения по своим каналам, однако счел петровскую уступку излишней. Не осмеливаясь спорить с монархом, он написал письмо коменданту Выборга с просьбой задержать проезжающего через город Ягужинского самым характерным для того способом. В результате Ягужинский пропьянствовал в Выборге неделю. Когда же он все-таки приехал в Ништадт, мирный договор был уже подписан. Выборг остался за Россией.

Остерману и Брюсу при подписании Ништадтского мира удается выторговать блестящие условия: Россия получила Эстляндию, Лифляндию, Ингерманландию, города Выборг и Кексгольм и обеспечила свое господство на Балтийском море, а также закрепила свой статус новой великой державы. Империя «вошла» в Европу и получила важную партию в ансамбле европейских держав. Швеция довольствовалась компенсацией в 2 млн ефимков и правом беспошлинно покупать хлеб в Риге и Ревеле. Это был выдающийся успех петровской внешней политики и дипломатии, долгожданный исход войны, которую царь назвал «троекратной ШКОЛОЙ».

Это был не только большой успех России, правитель которой Петр I теперь принимает титул императора и прозвище Великий, но и успех Остермана, получившего признание как творца этого договора. Лица, проводившие такие переговоры, разумеется становились известными в дипломатических кругах Европы, следовательно, и Остерман попал в элиту дипломатии.

Петр I находился на вершине счастья и не скрывал своего торжества. Он писал, что никогда «наша Россия такого полезного мира не получала». Петр был очень доволен — закончилась тяжелейшая война, мир был заключен на тех условиях, на которых Россия настаивала (современники в мемуарах писали, что Петр три дня праздновал этот договор, от радости даже плясал на столе — конец 20 годам тяжелейшей войны).