«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

зло. Черными кляксами выделялись в толпе рясы монахов. Это тоже враги. Духовенство не может простить Патену вольный его язычок, речи против схоластики, в защиту подлинной философии древних. Особенно же запали им в души слова, сказанные по поводу чумы в Риме: «Чума унесла тридцать шесть добрых и ученых медиков, но пощадила папу и кардиналов, потому что они злее самой чумы»…

Доктора и бакалавры медицины собрались в середине зала. Их симпатии на его стороне, но они слишком хорошо знают, чью руку держит первый министр. А вот за всех остальных, всесильную и одновременно безликую тысячеглазую толпу, придется сражаться. Ведь именно она, а вовсе не парламент и даже не кардинал Мазарини решает, к кому придут лечиться больные.

Королевский прокурор поднялся со своей резной скамьи и принялся читать обвинительный акт:

— Аптекари города Парижа против доктора медицины Гюи Патена. Мы, аптекари королевского города Парижа, заявили и заявляем, с подтверждением клятвой каждого пункта, следующее:

Истинно, что закон под страхом различных наказаний запрещает причинять вред, ущерб, а также иным образом злоумышлять против всякого человека, занимающегося честным и пристойным ремеслом.

Верно также, что искусство фармации с древних времен почитается благородным и необходимым и что многие цари и иные достойные люди в сем занятии с пользой для себя и мира немало упражнялись.

В-третьих, верно, что доктор медицины Гюи Патен, движимый ненавистью к нашей изящной науке, устно и в печати совершал многие нападения на отдельных аптекарей и всю фармацию. Будучи цензором медицинского факультета, означенный Патен препятствовал выходу в свет многих наших сочинений, с томлением ожидаемых как больными, так врачующими…

Патен чуть заметно усмехнулся. Да, он действительно немало попортил крови напыщенным болванам с Малого моста. И дело тут вовсе не в личной ненависти. Иной раз и среди аптекарей встречаются честные люди, а в аптеках среди дьявольских составов попадаются хорошие лекарства. В конце концов, Парацельс прав: «Весь мир — аптека», а еще Гомер сказал: «Много есть разных лекарств, но также и ядов». Всякое лекарство может быть ядом, и всякий яд — лекарством. Даже ненавистное рвотное вино. Но он не скажет об этом ни слова, сейчас важнее сокрушить фармацевтов, чтобы спасти медицину. Раздавить всех этих итальяшек, арабских прихвостней, неучей и недоумков, чтобы восстановить высокий авторитет медицины.

— Истинно и то, что 14 марта сего года упомянутый Гюи Патен защищал в собрании на улице Бюшери собственные свои тезисы о воздержанности в жизни и лечении, где с гневом и даже яростью обрушился на парижских и иных аптекарей и, нарушая законы и статусы факультета, обращался к необразованной черни, в результате чего торговля истцов нарушилась и великие их цеху грозят убытки…

Далее Патен не слушал. Он хорошо знал этот документ, советник Ламуаньон потихоньку показал его еще вчера вечером. Сейчас важнее всего было хорошо начать…

Наконец, до его ушей донеслось:

— Доктор Гюи Патен, ответчик, что вы можете сказать в свою защиту?

Патен глубоко вздохнул и вышел на кафедру. Там он остановился и вдруг улыбнулся публике. Такого еще не бывало на заседания парламента.

— Наши аптекари, — начал Патен, — жалуются, что я их не люблю, сами же они меня ненавидят. Если бы они могли, то отравили бы меня всеми своими лекарствами сразу, но, к счастью, я обхожу аптеки стороной. Почему? Да просто я слишком хорошо знаю, кто и как хозяйничает в своих лавках. Даже январь со своей непогодой менее убийственен, чем наши аптекари. Не будем голословными и прочтем несколько строк из одного фармацевтического сочинения, книги, как сказано в предисловии, необходимой медикам и фармацевтам и полезной всем любознательным.

Патен распахнул загодя припасенный том и громко, нараспев начал читать:

— Возьмите двух новорожденных щенят, изрубите их на куски, положите в горшок, прибавьте фунт живых земляных червей и кипятите в течение двенадцати часов. Отвар укрепляет нервы, помогает при меланхолиевой болезни и параличе.

Он вскинул голову и спросил:

— Нет ли здесь желающих испробовать этого супа? Спешите, лавки открыты!

В зале зашумели, кто-то нервно рассмеялся.

— И не все ли равно, кто это написал, — продолжал ободренный первым успехом Патен, — Батиста Порта, Турнейссер или же присутствующий здесь господин Кроль, чьей книге я, к сожалению, не сумел помешать увидеть свет. Все эти сочинения похожи и годны только на то, чтобы делать из них пакеты для бакалейщиков. Вот вам строки из другой сокровищницы полифармации: «Кал кошачий смешать с луковым соком, тем мазать плешь, и волосы вырастут», — Патен ткнул рукой туда, где сидели аптекари, и у каждого, как на грех, из-под пышного парика выглядывала лысина. — Что же вы сами не воспользуетесь своими секретными средствами? Или вы боитесь за свою мудрость, которая заключена в одних только лысинах?

Наконец он добился своего, зал грохнул дружным хохотом. Патену пришлось кричать, чтобы его услышали.

— Если бы меня укусил заразный скорпион, я бы не прибег ни к териаку, ни к какому иному секретному средству, продающемуся в лавочках. Я бы перевязал язву и приложил к ней оттягивающее, а в случае сильной боли и жара я бы пустил себе кровь. По счастью, у нас нет ядовитых животных. Зато у нас есть аптекари и шарлатаны, сторонники антимония. Они успешно заменяют змей и скорпионов!

В зале творилось невообразимое. Люди хватались за бока, задыхаясь, опускались на пол. Хохот душил всех. Сейчас перед ними выступал достойный преемник Рабле, не зря носяший бывший в забвении почти сто лет титул «веселого доктора». Недаром же лекции Патена посещал известный острослов и дуэлянт Сирано де Бержерак, и, как говорили, вовсе не для того, чтобы изучать анатомию. Искусству злого высмеивания противника — вот чему учился у доктора славный забияка.

— Даже лучший из лучших химиков не сделал в жизни ничего доброго, — кричал Патен, перекрывая хохот, — за один только год шарлатаны нашего славного города отправили на тот свет больше сотни людей. Впрочем, природа, можно надеяться, постарается возместить ущерб, ибо должен же был за этот год во Французском королевстве родиться хоть один человек, который со временем станет честным аптекарем. Желаю всем вам избегнуть соблазнов нынешних отравителей и дожить до той минуты, когда он откроет свое дело.

Я не думаю, чтобы на земле были шарлатаны более законченные и извращенные, чем обвиняющие меня химики, которых смело можно назвать бродягами, бахвалами и невежественными лжецами. Один из моих обвинителей, имеющий наглость называть себя медиком и ятрохимиком, услыхал где-то, что идол аптекарей Авиценна советует промывать больные глаза раствором тинкали, но, не зная, что это такое, применил для примочек