Вторая мировая война - Энтони Бивор

Как только 10 марта английская Вторая армия вышла к Рейну у Везеля, Монтгомери начал подготовку к форсированию реки по всем правилам боевого искусства. Операция была образцом планирования, в ней было задействовано не менее 59 тыс. солдат и офицеров инженерных войск. В наступлении должны были участвовать 21-я группа армий, Девятая армия Симпсона и две дивизии парашютистов, которым надлежало высадиться на восточном берегу Рейна. Как показывала практика, парашютные десанты обычно несли намного более серьезные потери, чем морские. Американцы также не переставали делать едкие замечание по поводу столь масштабной подготовки и уймы потраченного на нее времени.

Так хорошо подготовленное молниеносное наступление Монтгомери у него украли еще до начала воплощения в жизнь. 7 марта 9-я танковая дивизия южнее Бонна захватила целым и невредимым мост в Ремагене, который был только незначительно поврежден заложенным в него фугасом. Проявив недюжинную находчивость, дивизия воспользовалась шансом и переправилась на другой берег Рейна до того, как немцы успели среагировать. Узнав об этом, Гитлер приказал немедленно расстрелять всех офицеров, отвечавших за оборону этого участка фронта. Он в третий раз снял с занимаемого поста Рундштедта и заменил его Кессельрингом. Он также приказал немедленно выслать на этот участок мощное подкрепление для уничтожения плацдарма союзников. Но это оголило другие секторы немецкой обороны, и Третья армия Паттона, которая стремительно зачищала район Палатинат на западном берегу Рейна, навела несколько переправ через реку южнее Кобленца.

Сообщение об успехе в Ремагене было немедленно передано в Москву генерал-майором И. А. Суслопаровым, офицером связи при Верховном штабе союзников. На следующее утро Сталин срочно вызвал Жукова в Москву, хотя сражение за Померанию было в самом разгаре. С аэродрома маршал направился прямо на дачу Сталина. Вождь вышел с ним в сад, где они беседовали, гуляя. Жуков сделал краткий доклад о Померании и состоянии дел на одерских плацдармах. Затем Сталин заговорил о Ялтинской конференции и отметил, что Рузвельт был очень дружелюбным. И только когда Жуков после чая уже собрался уходить, Сталин раскрыл действительную причину вызова. «Поезжайте в Ставку, – сказал он, – посмотрите с Антоновым расчеты по Берлинской операции. Встретимся здесь завтра в 13.00».

Антонов и Жуков, оба чувствовавшие важность приказа Сталина, проработали почти всю ночь. Они знали, что «должны принять в расчет действия наших союзников», как позже признавал Жуков. Едва Сталин узнал, что американцы форсировали Рейн, он понял, что гонка за Берлин началась. То, что Жуков и Антонов проработали всю ночь, оказалось правильным, так как Сталин перенес совещание на более ранний срок и приехал для этого в Кремль, хотя и был нездоров.

У Сталина были две важнейшие причины взять Берлин раньше союзников. «Логово фашистского зверя» было главным символом Победы после всех перенесенных СССР тягот войны, и у Сталина не было ни малейшего намерения допустить, чтобы над этим городом взвился любой чужой флаг. Кроме того, Берлин был центром ядерных исследований нацистской Германии. В частности, там, в Далеме, находился Физический институт им. кайзера Вильгельма. Через своих разведчиков Сталин прекрасно знал о проекте «Манхэттен» в США и успехах в создании атомной бомбы. Советская программа ядерных исследований – операция «Бородино» – имела первоочередное значение для советского руководства, но русским не хватало урана, который они надеялись захватить в Берлине. Советская разведка, хотя и хорошо осведомленная обо всех деталях проекта «Манхэттен», не знала о том, что почти весь уран и основная часть нужных ученых уже эвакуированы из Берлина в городок Хайгерлох в горах Шварцвальда.

На совещании 9 марта Сталин одобрил разработанный Жуковым и Антоновым общий план Берлинской наступательной операции. Ставка тщательно работала над деталями. Главной проблемой было время, которое требовалось Второму Белорусскому фронту Рокоссовского, чтобы завершить зачистку Померании. Затем он должен был перебросить войска вдоль нижнего течения Одера до Штеттина, чтобы начать наступление одновременно с Первым Белорусским фронтом Жукова, стоявшим напротив Берлина, и Первым Украинским фронтом Конева к югу от реки Нейсе.

Сталин опасался, что немцы откроют Западный фронт англичанам и американцам и перебросят все войска против Красной Армии, на Восточный фронт. Он не переставал подозревать, что союзники все еще могут вступить в тайный сговор с Германией. Переговоры в Берне американцев с обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом о капитуляции немецких войск в северной Италии подтвердили его худшие опасения. 27 марта, как раз в тот момент, когда в Ставке завершали работу над планом взятия Берлина, в репортаже агентства Рейтер из 21-й группы армий хвастливо сообщалось о том, что англичане и американцы практически не встречают сопротивления со стороны немцев.

В это время англо-американские отношения вновь обострились из-за того, что Монтгомери полагал, будто именно ему должна быть поставлена задача наступления на Берлин. Но 30 марта Эйзенхауэр издал приказ: 21-я группа армий должна была наступать на Гамбург и Данию. У Монтгомери забрали Девятую армию Симпсона, которая теперь будет северной частью охватывающего наступления на Рур, обороняемый Группой армий генерал-фельдмаршала Моделя, в то время как Первая армия США будет окружать ее с юга. Затем армии Брэдли будут развивать наступление на Лейпциг и Дрезден. Направление главного удара – центральная и южная часть Германии. Эйзенхауэр настаивал на том, что Берлин «не является ни логичной, ни желанной целью западных союзников». Он ухватился за некие предположения разведки, что Гитлер будет сражаться до конца в «Альпийской крепости» на юге.

Монтгомери был не единственным, кто пришел в ярость. Черчилль и английские начальники штабов были в ужасе от этого изменения направления главного удара в сторону от Берлина, которое Верховный главнокомандующий союзными войсками в Европе с ними не обсудил. Менее недели назад Черчилль встречался с Эйзенхауэром на берегах Рейна, где они наблюдали за ходом операции Монтгомери у Везеля, и Верховный главнокомандующий даже не намекнул на изменение своих планов. Дело усугублялось еще и тем, что Эйзенхауэр уже сообщил все детали Сталину, даже не предупредив об этом своего заместителя-англичанина главного маршала авиации Теддера. Эта телеграмма, под номером SCAF–252, вызвала серьезные трения. Эйзенхауэр уверял Сталина в том, что у него не было ни малейшего намерения двигаться на Берлин. Его главный удар будет направлен на юг.

Черчилль опасался, что Маршалл и Эйзенхауэр слишком озабочены тем, чтобы умиротворить Сталина, когда дух Ялты уже испарился. В конце февраля А. Я. Вышинский установил просоветское правительство в Румынии. Он игнорировал протест Союзной Контрольной комиссии, утверждавшей, что это – вопиющее нарушение Декларации об освобожденной Европе, подписанной в Ялте: в соответствии с ней, правительства, представляющие все демократические партии, проведут свободные выборы. Поступало все больше и больше сообщений о том, что НКВД в Польше арестовывало и расстреливало членов АК, обвиняя их в пособничестве нацистам. Около 91 тыс. поляков были арестованы и депортированы в Советский Союз.

17 марта Молотов категорически отказал западным представителям во въезде в Польшу, чтобы оценить тамошнее положение дел, опять-таки открыто нарушая Ялтинские соглашения. Он сделал вид, что это глубоко оскорбляет коммунистическое Временное правительство в Варшаве, которое американцы и англичане отказались признать до проведения выборов. Молотов знал о позиции англо-американцев по вопросу формирования нового польского правительства. Эта информация поступила от Дональда Маклина, английского разведчика в Вашингтоне и, возможно, от Элджера Хисса из госдепартамента. Под советское определение «фашистский» подпадали все, кто не выполнял распоряжений компартии. 28 марта шестнадцать представителей Армии Крайовой и ее политического крыла были приглашены советскими властями для проведения переговоров. И хотя им были даны гарантии личной безопасности, они были тут же арестованы НКВД и отправлены в Москву. Позже их судили, и в 1946 г. их глава, генерал Леопольд Окулицкий, был убит в тюрьме. Черчилль пытался втянуть Рузвельта в «откровенный обмен мнениями», но американский президент, хотя и был потрясен недобросовестностью Сталина, хотел «минимизировать в общем всю советскую проблему, насколько это возможно».