Весь Герберт Уэллс в одном томе - Герберт Уэллс

ни восстановить, сровняли с землей. По Анатолийскому полуострову огнем и мечом прошли персидские армии, его величественные города были захвачены и разграблены».

Когда Ираклий был занят восстановлением порядка в опустошенной Сирии, после смерти Хосрова II и перед окончательным замирением с Персией, ему доставили необычное послание. Гонец принес его к пограничному имперскому посту в пустыне на юг от Дамаска. Письмо было написано на арабском, малоизвестном семитском языке кочевых народов из южной пустыни. Императору, скорее всего, принесли только перевод — и, вероятно, с уничижительными примечаниями переводчика.

Это был странный вызов, написанный невразумительным, цветистым языком. Отправил его некто, называвший себя «Мухаммед Пророк Бога». Этот Мухаммед, судя по всему, требовал от Ираклия признать единого подлинного Бога и служить Ему. Уяснить что-либо определенное из этого послания оказалось совершенно невозможно.

Но в Ктесифоне об этом Мухаммеде знали больше. Говорили, что этот назойливый лжепророк принялся настраивать Йемен, богатую провинцию в Южной Аравии, восстать против Царя царей. Пока что персидскому царю Каваду было недосуг заниматься этим делом. Он низложил и убил своего отца Хосрова II, и теперь все его время поглощала реорганизация персидской армии. Каваду принесли такое же послание, как и то, что получил Ираклий. Происшедшее только разозлило царя персов. Он порвал письмо, швырнул обрывками в посланника и приказал тому убираться прочь.

Когда об этом доложили тому, кто отправил все эти послания из далекой Медины, убогого грязного городишки, тот был очень разгневан. «Да будет так, о Аллах! — вскричал он. — Так отбери же у него его царство!» (628)

Но прежде чем продолжить рассказ о том, как ислам пришел в мир, завершим наш краткий обзор общественных условий в Азии в начале VII в. Стоит также сказать пару слов и о религиозном развитии персидского общества в Сасанидский период.

Начиная с дней Кира, зороастризм взял верх над древними богами Ниневии и Вавилона. Зороастр (греческая транскрипция иранского «Заратустра»), как и Будда, был арием. Нам не известно доподлинно, в каком именно веке он жил — одни авторитеты относят время его жизни к X в. до н. э., другие считают его современником Будды и Конфуция. Столь же мало нам известно о месте его рождения и о том, из какого именно народа он происходил.

Учение Зороастра сохранила для нас «Авеста», но мы не станем детально рассматривать это учение, потому что оно не играет значительной роли в современном мире. Центральная часть зороастрийской религии сводилась к противостоянию двух богов: бога добра Ормазда — бога света, правды, прямоты, солнца, и бога зла Аримана — бога лжи, тайных заговоров, хитрости, дипломатии, тьмы и ночи. Когда зороастризм впервые появился на исторической арене, он уже был окружен церемониальной и жреческой системой. У него не было изображений, но были жрецы, храмы и алтари, на которых горел священный огонь и на которых совершались священные ритуалы этой религии. Среди других отличительных черт — запрет на погребение или сожжение умерших. Парсы Индии, последние оставшиеся зороастрийцы, до сих пор выносят своих умерших в особые открытые башни, Башни тишины, куда слетаются грифы.

При Сасанидских царях, начиная с Ардашира (227), эта религия стала государственной, ее глава был вторым человеком в государстве после царя, а сам царь, совершенно как в древние времена, считался божественным и состоящим в особом родстве с Ормаздом.

Но религиозное брожение, начавшееся в мире, пошатнуло бесспорное главенство зороастризма в Персидской империи. Сказалось не только мощное распространение христианства на восток, на что мы уже обращали внимание, но и в самой Персии появились новые секты, впитавшие в себя новшества и представления своего времени.

Одним из ранних ответвлений зороастризма был митраизм. Он распространился в Европе в I столетии до н. э., после восточных походов Помпея Великого. Он был исключительно популярен среди солдат и простонародья и вплоть до времени Константина Великого продолжал оставаться серьезным соперником христианства. Митра был бог света, «происходящий» от Ормазда и рожденный чудесным образом, во многом напоминающим то, как исходит третья ипостась христианской Троицы от первой. Об этой ветви зороастрийского ствола больше нет необходимости говорить. В III столетии н. э., однако, появилась еще одна религия, манихейство, которая заслуживает некоторого внимания.

Мани, основатель манихейства, родился в 216 г. в добропорядочной семье в Эктабанах, древней индийской столице. Образование он получил в Ктесифоне. Его отец был своего рода религиозным чиновником, и Мани воспитывался в атмосфере философских и религиозных дискуссий. Затем к Мани пришло убеждение — движущая сила всех зачинателей религий, что он, наконец, обрел окончательное просветление. Мани решил, что настало время познакомить мир со своими взглядами. В 242 г., после восшествия на трон Шапура I, второго Сасанидского монарха, он принялся проповедовать свое учение.

Вполне показательно для того времени, что его учение не избежало теокразии. Он не пришел, говорил Мани, чтобы проповедовать что-то новое. Великие основатели религий до него все были правы. Моисей, Зороастр, Будда, Иисус Христос — все они были подлинными пророками, но только ему было предначертано прояснить и увенчать их неправильно понятое учение. Делал он это, используя зороастрийские символы. Он объяснял сложности и противоречия жизни конфликтом света и тьмы. Ормазд был Бог, а Ариман — Сатана. О его идеях про то, как был создан человек, как он пал из света во тьму, как он будет освобожден из-под власти тьмы, и о той роли, которая Иисусу была отведена в этой необычной смеси религий — мы не сможем рассказать здесь, даже если бы это было в наших силах. Наш интерес к этой доктрине — исторический, а не богословский.

С исторической же точки зрения чрезвычайно интересен тот факт, что Мани не только исходил весь Иран, проповедуя свое новое и, как он считал, окончательное учение. Он побывал также в Туркестане, в Индии и, перейдя через горные перевалы, — в Китае. Следует обратить внимание на эту свободу передвижения и потому, что Туркестан, как мы видим, больше не был страной свирепых кочевников. Теперь это была страна, в которой процветали города и люди обладали образованием и досугом, достаточным для богословских диспутов.

Идеи Мани чрезвычайно быстро распространялись на Восток и на Запад, став питательной почвой для ересей по всему христианскому миру