Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен

но он считал само собой разумеющимся, что "ни один король или правитель на земле не имеет права взимать ни одного денье в виде налогов без согласия тех, кто должен их платить, поскольку в противном случае это просто тирания и грубая сила"[1097].

Этот принцип был традиционным, и политические теоретики продолжали его поддерживать. Однако к концу XV века, когда Коммин написал эти слова, во Франции от него уже практически отказались. Королям Франции так и не удалось создать представительские учреждения, согласие которых было бы обязательным для всего королевства. В результате достаточно сильные в политическом отношении короли обходились без согласия и устанавливали налоги своим декретом. Так поступил Карл V после 1369 г., но он чувствовал себя за это виноватым, чтобы в 1380 г. на смертном одре отдать приказ об отмене военных налогов. Тем не менее министры Карла VI, вновь ввели их, и эта система просуществовала до тех пор, пока гражданские войны начала XV в. ее не разрушили. Сыну Карла VI пришлось начинать все сначала. Главной проблемой был провинциальный партикуляризм. Карл VII предпринял не менее шести попыток созвать Генеральные Штаты всего королевства, но только одна из них увенчалась успехом — в Шиноне в 1428 г. во время кризиса, вызванного осадой Орлеана англичанами. Но уже тогда представители Лангедока протестовали против того, что их заставили ехать в Шинон. Депутаты от Руэрга присутствовали на заседании, но отказались от участия в нем, поскольку, по их словам, у них свои ассамблеи для Руэрга и они не привыкли совещаться с другими. Они добавили, что у них есть свои проблемы с общественным порядком и английскими набегами, и они предпочитают оставлять налоги себе для этих целей. У французов было несколько идентичностей: они были не только подданными французского короля, но и жителями региона, провинции, города или прихода. Большинство из них думали о налогах и обороне в местных, а не национальных масштабах. Они с подозрением относились к национальным и даже региональным ассамблеям, воспринимая всю концепцию представительства как инструмент королевской власти. Даже когда представители приезжали с полными полномочиями, как это обычно происходило в 1420–1430-х годах, их согласие на налоги на практике становилось лишь прелюдией к утомительным переговорам на местах, без которых сбор налога был бы затруднен. Результатом были длительные задержки и большие уступки, снижавшие доходность налогов[1098].

Итог при Карле VII был таким же, как и при его отце и деде. Не имея возможности финансировать войну за счет налогов, взимаемых по согласию, он отказался их согласовывать, как только обрел достаточно сил. Пока шла война, открытое сопротивление налогам практически не оказывалось. Тарифы оставались неизменными. Люди привыкли к податям и воспринимали их как необходимое дополнение к доходам от королевского домена. Эды, налог с продаж, взимались с продавцов товаров и были менее заметны. Более противоречивыми были тальи. Это были прямые налоги, уплачиваемые наличными, по ставкам, зависящим от усмотрения короля, которые неуклонно росли. Процесс их взимания мог быть довольно жестоким. Их успешное введение Карлом VII стало поворотным пунктом в истории французского государства. Принцип постоянного налогообложения, вводимого и изменяемого королевским указом, был слишком ценен для короля, чтобы от него можно было отказаться даже после окончания войны.

По подсчетам Филиппа де Коммина, доходы Карла VII в конце его жизни составляли 1.800.000 ливров в год, что примерно соответствовало доходам его отца в 1380-х годах. Из них 97% приходилось на налоги и почти 60% приходилось только на талью. После короткого периода экспериментов Людовик XI, королевским указом, обложил своих подданных еще более высокими налогами, чем его отец. К моменту его смерти в 1483 г. его доход в мирное время составлял 4.700.000 ливров в год, причем почти весь он был получен за счет налогов. На долю тальи приходилось более четырех пятых поступлений. "Я имею право взимать со своих подданных все, что захочу", — так писал Филипп де Коммин, хотя, храня память о своем царственном повелителе, он приписывал эти слова королевским чиновникам.

Когда в 1484 г., во время несовершеннолетия Карла VIII, в Туре собрались Генеральные Штаты, там были высказаны гневные слова против этой политики и предприняты серьезные попытки ее изменить. Прозвучали призывы к сокращению численности армии, отказу от тальи и габеля, которые считались неоправданными в мирное время. Генеральные Штаты должны были созываться каждые два года, а налоги не должны были вводиться без их согласия. В своей заключительной речи канцлер назвал собрание в Туре самым знаменитым собранием Генеральных Штатов за всю историю, но из попытка провести фискальную реформу оказалась неудачной. Правительство лишь временно сократило численность постоянной армии и облегчило налоговое бремя. Но требования Штатов о предоставлении им права вето на введение новых налогов и более полной роли в управлении государством остались без ответа. Когда Генеральнее Штаты соглашались только меньшую сумму налога, чем требовали министры короля, и ограничивали ее текущим и следующим годом, правительство все равно собирало всю сумму и без их согласия вводило новые тальи по истечении двух лет. Несколько королевских советников были убеждены, что подобные собрания подрывают суверенную власть короля. Как и Карл VII в 1442 г., они заявили, что тот, кто советует королю регулярно созвать Генеральные Штаты, совершает преступление против Бога, короля и общественных интересов[1099].

Все это привело к постоянному росту власти французской монархии. Доходы Карла VII к моменту последней кампании в Нормандии примерно в четыре раза превышали доходы английского короля в хороший год. Они позволяли ему содержать постоянную армию в 8.000 человек в составе ордонансных рот, а также постоянный резерв в 8.000 вольных стрелков. Людовик XI удвоил оба показателя[1100]. Впервые король Франции имел сокрушительный перевес в вооруженных силах на территории своего королевства. Теперь только самые крупные коалиции французских принцев могли надеяться бросить ему вызов, да и то лишь при содействии внешних держав. Именно это и произошло в ходе войны Лиги общественного блага в 1465 г., когда коалиция, возглавляемая братом Людовика XI Карлом, объединилась с герцогом Бургундским. Обещание лигерами отменить военные налоги было рассчитано не только на то, чтобы добиться поддержки своего дела внутри Франции, но и на то, чтобы ущемить возрожденную монархию и низвести ее до состояния сорокалетней давности. Но даже Лига общественного блага оказалась недостаточно сильной, чтобы добиться в военном отношении больше, чем ничьей. В политическом же плане она потерпела неудачу.

В результате Франция вышла из войны с большим и постоянным военным потенциалом, который обязывал страну к системе взимания постоянных налогов на неопределенный срок. Короли были ограничены только своей совестью и снижающимся риском восстаний. Умеренный уровень налогообложения, говорил Клод де Сейссель Франциску I в 1519 г., желателен потому, что он соответствует его долгу перед Богом и его заботе о благополучии подданных, а не потому, что он должен быть