«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин

Всё началось с того, как на подаренной мной за «Чужого» «Ренюшке» — Киса сбила насмерть девочку… Да… С того всё и началось — все мои несчастья.

Ничего не поняв, кроме названия когда-то очень популярного фильма, Старшой, тем не менее внимательно слушал прерывающую речь.

— … Затем, у компа сгорел жестяк и я как без рук. При новом Наркоме, в НКВД — решили скоопиратить «шарашки» по примеру моего «ОПТБ-007». Но без компа с программами — им не обломилось. А кто виноват? Известно, кто…

— … По примеру «завода заводов», Оржоникидзе приказал строить заводы из монолитного железобетона… Разве ж, можно это сделать без лазерного дальномера? А он у меня к тому времени… Я ему объяснял, а он… Что возьмёшь с фельдшера-недоучки?

Наконец, услышав что-то понятно-знакомое, Старшой кивнул:

— Помню, помню эту историю про «рационализаторов-вредителей» и их целиком отлитые из бетона заводы — в школе на политинформации рассказывали… Так это был ты?

Утвердительно кивнув, Чмырдяй продолжил:

— Мне в тот раз, всё же удалось выкрутиться — как и в истории с «золотым унитазом».

— С каким-каким, унитазом? С «золотым»⁈

Издав хрипло-булькающий звук, похожий на хриплый смех, тот пояснил:

— С титановым напылением — может, слышал?

Только фыркнув:

— Как не слышать! Вообще вы, образованные — нас за дураков держите.

Заметно оживившись, зек приподняв голову:

— Сказать по правде, с моей стороны это был откровенный стёб. Я хотел осуществить давнюю мечту марксистов-догматиков об «эквиваленте стоимости» — пущенном на изготовлении нужников. Золотой унитаз с пролетарским дерьмом в нём — что может быть прикольнее?

— Ну, и …?

Бессильно уронив голову:

— Я планировал оснастить «золотыми унитазами» Дворец Съездов к очередному партийному мероприятию и гостиницу для иностранцев — мол, пускай срут и завидуют. Но первый экспериментальный образец я поставил у себя дома. Кто-то «настучал» и, меня неправильно поняв…

— … Посадили?

— Да, ерунда — у Жданова в Ленинграде, как у Маркса за пазухой. Нет, всерьёз посадили меня за то, что я отказался проектировать линкоры для Сталина.

— Почему?

— Потому что знал, что они окажутся бесполезны в этой — в сухопутной войне. Мда… Подставил я тогда Андрея Александровича… Хорошенько подставил!

Скрипнув от ненависти зубами:

— Одно радует: тот — Никиту Сергеевича и, ещё кой кого — за собой в Ад утащил.

Устремив глаза в небо:

— А меня… Славные, но глупые ребятишки, зачем они так рисковали?

* * *

Закурив ещё раз, сделав пару глубоких затяжек, Старшой задумчиво протянул:

— Так вот, оно что… Мой брат Иван погиб в сорок третьем на пляже в Нормандии, когда американцы по нашим из линкоров врезали. Пушки у тех, в ствол — самый толстый поросёнок без мыла влезет! Слышал, наверное, да?

— Слышал — прорыв танковой армии Телегина на Омаха-бич. Санька это был или Ванька? Способные парнишки.

— Не знаю — просто генерал армии Телегин и всё. Американцы с англичанами приготовились высаживаться, а там уже наши танки. Вот они и, врезали по нашим с досады! Потом, повинились — ошибочка, мол вышла — думали это немцы… Наши им: мы тоже «думали» — да и потопили какой-то «умной» бомбой их «Миссури». Да, что толку? Не только от Ивана — от его «Рыси» ничего не нашли! Набрали в гроб песочку с того пляжа и отправили через военкомат родным…

Помолчав:

— Я вот и подумал, узнав: а где наши — советские линкоры были? Почему не защитили? Почему не присоединили к Евроазиатскому социалистическому союзу ещё и Англию с Америкой? «Нет у Сталина своих линкоров», — офицеры говорят. А почему? «Сами не знаем, — говорят, — и тебе знать об этом не положено». А оно вот, оказывается как…

Вздохнув:

— Ты только не подумай — я тебя не обвиняю! Кто ж знал, что так получится? Все мы задним местом думаем и задним же умом сильны. Если человек образованный — это не значит, что он умный. Я уж столько учённых дураков за свой короткий век повидал… Мама не горюй!

* * *

Как-то весьма странно смотря ему в глаза, Чмырдяй вдруг неожиданно спросил, назвав по имени:

— Фёдор, как там баб… Наталья Григорьевна — сестра твоя сводная, как поживает?

Уронив от неожиданности сигарету, закашлявшись дымом до слёз в глазах, он не сразу смог ответить:

— Спасибо… Хорошо поживает — в войну санитаркой в госпитале работала, сейчас — снова в домохозяйках.

— А Максим Прокопьевич?

«Значит, всё-таки родственник!», — мелькнула мысль.

— Отец мой умер в сорок втором, тогда же — когда и Сашка…

Как об хорошо знакомом, печально:

— Александр, значит, тоже…

— Погиб под Балатоном. Это озеро такое в Венгрии — если не знаешь.

— Отца на шахте задавило?

Старшой, удивлённо:

— Какая «шахта»? Отец мой природный пахарь был — это мы все городскими стали. Ну, кроме нашего старшака, конечно… Зимой мобилизовали лошадей из Монголии гнать на мясокомбинат — заблудился в пургу в степи, да замёрз. Мать же, тоже недолго лтца с Сашкой пережила: хворая уже была — да и уж больно убивалась по ним. Да тут ещё и я со своим ранением.

Глядя на него, Чмырдяй протянул задумчиво:

— Даже, вот как оно всё обернулось…

Затем, перевёл взгляд на небо и, вновь сказав непонятное, замолчал надолго:

— … Всё-таки существует какая-то предопределённость в этой жизни.

* * *

Пока он молчал, Старшой прикурил новую сигарету и, жадно глотая дым — напряжённо думал, ломая в догадках голову:

«С какой стороны родственник? Мать из Оренбуржья — круглая сирота. Со стороны отца…?».

Его мысли перебил следующий вопрос:

— А, как «старшак» ваш? Егор — старший брат? Всё хромает потихоньку?

— Хромает — что с ним сделается, с глухой тетерей. Старших то сыновей на войну не призывали, особенно если те женаты и с детьми. А это к тому — «белобилетник». Крестьянствует-хозяйствует Егор теперь вместо отца, червяк земляной.

Кивнув, зэка задаёт следующий вопрос:

— Как оте… Как племенник твой?

— Володька, что ли? В школу уже бегает — шустрый такой растёт пострелёнок, а племянницы — только ещё готовятся.

«Со стороны отца — тоже навряд ли. Если и есть какие-то родственники, они не могут знать такие подробности…».

Хотел было спросить, но умиротворённо закрывший глаза было, умирающий вдруг их вновь широко открыл, с тревожным ожиданием вопрошая:

— Брат Григорий? Жив он или…