Хранитель - Ольга Голотвина

Вей-о! Да ведь этот мерзавец ему отличную услугу оказал. Глыба могла стать смертью - а стала ступенькой к жизни

Дотянуться с нее до выбоины в стене… подтянуться… вот и край колодца!

Взгляд скользнул вокруг - и наткнулся на невысокую фигурку в одежде, посеребренной лунным светом. О Безликие, неужели горная фея?

Но чудесная сказка закончилась, не начавшись. Женщина тоже заметила его, замахала руками, позвала негромко, но взволнованно:

- Сюда! Скорее все сюда! Это ведь он, да? Он?!

Из белесого моря, в которое луна превратила кустарник, вынырнули Рифмоплет, Челивис, Тихоня и незнакомый мужчина в цветастом наряде циркача. Они обступили Орешка, наперебой вполголоса загалдели, а темноволосая женщина, вблизи совсем не похожая на фею, все пыталась поцеловать ему руку.

- Я знал, знал! - выбился из общего гама голос Рифмоплета. - Такие не погибают! Я первый сказал - Сокол в другом месте выберется… надо склон осмотреть…

- Ну уж нет! - возмутился Челивис. - Это я первый сказал - склон осмотреть! Кстати, я прихватил меч господина.

- Вот уж спасибо так спасибо! - от души сказал Ралидж, принимая из рук Челивиса Саймингу. - Кстати, вы не видели здесь… ну… кого-нибудь чужого?

Все переглянулись и дружно замотали головами.

- И все-таки здесь кто-то был… - задумчиво сказал Ралидж - и сам удивился своим словам. Почему - «кто-то»? Он же узнал этого человека!

Нет, он наверняка ошибся. Не мог же, в самом деле, это быть купец Аншасти!..

Если бы Орешек и Ингила вновь увидели поляну, на которой звучали возвышенные строки «Принца-изгнанника», они нашли бы там лишь одно изменение: сарай щеголял новенькой дверью. Впрочем, сейчас дверь эта была приоткрыта и не мешала двоим пленникам уныло глядеть, как бабка прилаживает над костром чугунный котел.

- Не бойся, мой мальчик! - успокаивающе сказал Айрунги. - Эти идиоты нас даже не обыскали. Ожерелье при мне. Мы всегда сумеем сбежать.

- Ой, не надо! - встрепенулся Ильен. - То есть… я хотел сказать… да, конечно, сбежим. Только, ради Безымянных, надо бы ожерелье в покое оставить! Ты же обязательно что-нибудь придумаешь! А эта вещь…

- Ладно, ладно, там видно будет… - рассеянно отозвался Айрунги. Куда внимательнее он вглядывался в манипуляции бабки над котлом. - Эй, почтенная! - повысил он вдруг голос. - Что ж ты своих друзей так скверно кормить собираешься?

- Вот возьму сейчас палку и меж ушей причешу! - меланхолично отозвалась старуха, не оборачиваясь к пленникам. - Тебе-то что за печаль? Тебя угощать не стану!

- И хвала Безымянным! А палкой мне не грози. Мне хуже палки - глядеть, как ты заячью тушку зря извести намерена. Это что ж за блюдо получится: вода, заяц - и все!

- Соль еще… - растерялась под таким напором бабка, но тут же вспылила: - А ты кто таков, чтоб учить? Повар, что ли?

- Да, повар! - гордо воскликнул Айрунги. - И еще какой повар… чтоб тебя, дуру старую, Хозяйка Зла в твой же котел запихнула!

Старуха пропустила мимо ушей оскорбление - так заинтересовали ее слова пленника. Раб, мастерски владеющий каким-нибудь ремеслом, - товар ценный. Можно рискнуть и продать такого не на рудник за бесценок, а понимающим людям за приличные деньги.

Оставив котел, она подошла к сараю, присела у порога.

- Врешь небось. Если повар, почему на постоялом дворе у Кринаша бродячим лекарем назвался?

- А чтоб погоню со следа сбить!

И Айрунги унылым голосом сплел историю о том, как его нанял на год некий знатный и могущественный господин. Пораженный талантом Айрунги, господин решил оставить повара у себя навсегда. А что может сделать маленький человек? Ведь никому не докажешь, что ты не раб, за большие деньги купленный в дальней стороне! Остается одно - бежать… с помощью вот этого славного мальчика, который сжалился над бедолагой поваром. А по пятам за ними - ищейки господина, который не представляет своей дальнейшей жизни без телячьего жаркого с яблоками по-наррабански и без сладкой запеканки «Поцелуй горной феи»…

- Все равно врешь… - неуверенно протянула бабка. - раз такой мастер - скажи, с чего ты на меня взъелся? У меня ж только и есть, что соль да заяц! Тут уж как ни крутись, а ничего путного не сваришь.

- Оглянись, глупая женщина! Ты же в лесу!

- Ну и что? Было б лето - я б щавеля набрала, а так…

- Щавель - это хорошо, но и осенью можно набрать много съедобных растений… а уж корешки, корешки! Они как раз сейчас набирают настоящую силу. Можно так заправить похлебку… ах, какой аромат пойдет по лесу! Зайцы сбегутся к костру и в очередь встанут, чтобы ты их в котел засунула!..

Не ответив, старуха встала и исчезла за углом сарая. Ильен бросил тревожный взгляд на учителя. Тот сидел, небрежно прислонившись к стене и устремив безмятежный взор мимо костра, в лесную чащу. Если бы не связанные за спиной руки, он казался бы хозяином здешних мест.

На порог упала тень. Над пленниками встала старуха с арбалетом в одной руке и ножом в другой. Тяжелая короткая стрела обещающе глядела в лоб Айрунги.

- Вот что, повар, - неласково сказала бабка, - ты сейчас свое мастерство покажешь. Да смотри у меня! Дернешься разок - и тебя самого жарить придется. До золы. Что у Кринаша было - такого не вытворять!

- А что у Кринаша было? - изумился Айрунги, распахнув чистые честные глаза. - Я там перепугался до смерти! По сей день ничего не понимаю. А мальчишка мой с тех пор по ночам от страха кричит.

Ильен закивал, старательно изображая испуг. Не очень-то У него это получилось. Впрочем, бабка все равно не сводила глаз с Айрунги. Она осторожно положила арбалет на землю, ловко разрезала веревки на руках у пленника и снова подхватила оружие.

- Вставай! Пошли!

- А корзинка найдется? Для кореньев…

- Обойдешься подолом балахона.

- Ух, сколько всего наберем! - жизнерадостно воскликнул Айрунги, вставая. - В одной старинной пьесе сказано: «О добрый лес! Под пологом зеленым так щедро ты дары свои рассыпал… »

- Заткнись!!! - взвизгнула старуха. - Еще строчка - и стреляю! Чтоб я ни про какие пьесы больше не слышала!

Айрунги недоуменно покрутил головой, но замолчал и не спеша пошел впереди бабки, всем видом изображая смирение. Они исчезли из поля зрения мальчика.

Ильена уколол страх: не задумал ли учитель сбежать в одиночку, бросив его в этом сарае?

Какая подлая, трусливая, недостойная мысль! Но… почему она появилась?

Раньше Ильен ни на миг не усомнился бы в учителе - самом умном, самом смелом, самом благородном… самом… самом…

Что же изменилось? Сам Ильен? Или учитель? Или просто пришлось по-новому взглянуть на хорошо знакомого человека?