Неоновый дневник - Дина Кей

я три раза в неделю. Так что денег мне хватает и на бухло, и на сигареты, и на друзей, которые не могут купить себе ни первое, ни второе, но имеют стойкое, и такое естественное для молодых людей, желание бухать и тусоваться.

Мне нравится моя работа, хотя это не вебкам, и даже не стриптиз, но все равно — я чувствую себя так, как будто я делаю что-то, что выходит за пределы общепринятых моральных норм, и мне это очень нравится. Пиздец, да я — просто мамина бунтарка!

* * *

Обычно я начинаю пить прямо в процессе — Лана замешивает краски, а я стою на куске полиэтилена, расстеленном на полу фотостудии. В одной руке у меня банка джин-тоника, в другой — сигарета. Что сказать, я стараюсь получать удовольствие от каждой минуты своей работы. Лана наносит на мое тело первый слой краски — по рукам бегут мурашки, и меня даже слегка знобит, но, через пару минут, это проходит. Подсыхая, акрил стягивает кожу, и я ставлю банку на пол и тушу в нее сигарету — теперь мне стоит свести все мои движения к минимуму, по крайней мере, до начала фотосессии. Лана размазывает по мне краску руками, проводя ладонями по моей шее, спускаясь к груди, и ниже — к животу, который я тут же рефлекторно втягиваю. Внезапно, в студии гаснет свет, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Не бойся, сегодня весь день так. Скоро включат обратно.

Я слышу ее дыхание, совсем близко, рядом с моим лицом, ее руки останавливаются на моей груди, поглаживая шероховатую от уже подсохшей краски, кожу. Сердце начинает биться быстрее, и я не могу понять, что происходит — я действительно испугалась, или во всем этом есть что-то возбуждающее? Длинные, в пол, шторы в студии плотно задернуты, мы стоим в полной темноте, у меня немного кружится голова, и я, закрыв глаза, кладу свои ладони поверх ее. Лана осторожно целует меня, и я отвечаю на ее поцелуй — почему нет? Я нравлюсь ей, а это нравится мне. Я пытаюсь представить, что она чувствует сейчас — горячая и немного шершавая от краски кожа под ладонями, сатиновая нежность губ, с такой готовностью возвращающая ей поцелуй, спрятанный от всех и даже от нас самих, в этой неожиданной темноте. Я чувствую себя слепой, и от этого мои ощущения выходят за границы моего тела, и я теряюсь в них, исчезая без следа.

Хлопает дверь, и меня ослепляют загоревшиеся под потолком студии лампы дневного света.

— Ах вы чертовки! На пять минут нельзя оставить одних!

Мы отскакиваем друг от друга и смеемся — Витя решил нас повоспитывать. Неблагодарное это дело. Лана — уже взрослая девушка, лет на десять старше меня, а я… У меня вообще нет моральных ориентиров, кроме моих желаний. Да и вообще, такое поведение в студии приветствуется — это расслабляет и настраивает на нужную волну перед съемкой. Все-таки, мы продаем секс, пусть и под видом искусства.

Лана заканчивает мой рисунок:

— Вчера видела Ромку на улице с его девушкой. Не помню, как ее зовут. Они были такие счастливые, пьяные, шли куда-то. Что у тебя с ним?

Ох уж эти общие знакомые. Все всегда в курсе, кто с кем спит, и всем хочется подробностей. Ей-то это зачем?

— Да ничего особенного. Ну, был секс пару раз. Ты же сама видела — у него девушка есть.

— А у тебя есть парень?

— Нет, у меня никого нет, Лана, что за хуйня?

— Да, все, забей, проехали. Просто мне казалось… Ну, у тебя с ним…

Я закатываю глаза. Ей, видите ли, показалось. Подходит вторая модель — Инна, и я выхожу покурить. Наша студия находится на втором этаже, балкон старого здания, на котором мы курим, выходит прямо на одну из центральных улиц, и я решаю немного похулиганить — настроение такое. Вспомнив булгаковскую Маргариту, я свешиваюсь с перил вниз, и кричу:

— Мужчина, как вам погода сегодня?

Случайный прохожий, к которому я обратилась, поднимает взгляд, и на его лице отражается ужас. Еще бы — разноцветное существо, которое не сразу можно идентифицировать, как молодую женщину, с ухмылкой затягивается сигаретой, и нависает всего в паре метров над ним. Осознав, что я еще и голая, он ускоряет шаг — подальше от греха. Я ору ему вдогонку:

— Жарковато, правда?

Ланка со второй моделью прыскают со смеху за стенкой. Я делаю затяжку, и выпускаю дым в светло-голубое, уже по-весеннему яркое, небо. Гул проезжающих внизу машин, голоса прохожих, музыка из окна дома напротив — все это смешивается в так любимый мной шум большого города, и я стою над всем этим — пьяная, голая и совершенно счастливая.

* * *

Я возвращаюсь в студию, и начинается моя любимая часть, то, что я делала бы, даже если бы мне не платили — съемка. Я встаю в центр белой циклорамы, сегодня мы снимаем на светлом фоне, Виктор гасит свет и обходит студию, настраивая и направляя на меня софтбоксы.

— Лан, включи что-нибудь.

Лана ставит музыку, негромко, для фона, чтобы я могла слышать комментарии фотографа — но они мне не нужны. Когда мы работаем вместе с Виктором, мы почти не разговариваем, я просто двигаюсь под музыку и, по его действиям, по тому, как он замирает в ожидании, или наоборот, начинает часто щелкать затвором — понимаю, что и как мне нужно делать. Наше общение происходит на языке тел — я просто слежу за ним, стараясь дать ему то, чего он ждет от моего образа сегодня, а он, как охотник, выжидает удачный момент для того, чтобы сделать кадр. Наша команда — художники, гример и оператор, наблюдают за нашими движениями, больше напоминающими танец, но я знаю, что для Виктора сейчас нет никого, кроме меня, и от этого у меня бегут по спине мурашки.

— Так. Отлично. Повернись немного. Нет, останься так. Ты потрясающая, Дин. Я люблю тебя. Посмотри на меня. Супер!

После съемки я иду в душ, установленный специально прямо в студии, и на мое место выходит следующая модель. Я долго стою под горячими струями, позволяя краске растворяться и стекать с моего тела тонкими разноцветными ручейками. Я не устаю от съемок, но каждый раз, после того как софиты гаснут, я чувствую опустошенность, и это — хорошее чувство. Как свобода, как тишина. Наконец, я выхожу из кабинки и смотрю на себя в зеркало — пиздец, я