В центре Вселенной - Андреас Штайнхёфель

В детстве совместный поход за продуктами вызывал у меня спазмы желудка. Я не любил их в первую очередь потому, что меня раздражало то неприкрытое любопытство, с которым взирали на нас маленькие человечки, словно мы были диковинными зверями, сбежавшими из зоопарка. И даже при том что взгляды, брошенные на Глэсс, отскакивали от нее, как от сантиметровой брони, я все равно чувствовал себя обязанным защитить ее от них, и то, что я не мог себе представить, как такой метр с кепкой, как я, может это сделать, наполняло меня удручающей беспомощностью. Как следствие, принятое когда-то решение по возможности не отпускать ее одну в магазин было продиктовано не чем иным, как в чистом виде инстинктом самосохранения. В какой-то момент во мне проснулась тоска по свежим фруктам и неконсервированным овощам; но что одно, что другое оказывалось в продуктовой корзине Глэсс лишь в том случае, если я отправлялся с ней и всю дорогу ныл об этом. В конце концов, это был честный обмен: я принимал на себя откровенные, лезущие без спроса в душу взгляды маленьких человечков, а взамен получал несравнимое удовольствие есть натуральные йогурты, из которых не вылезали через край протравленные ароматизаторами кусочки синтетической клубники, как только открываешь стаканчик.

Что Глэсс никогда не приносит из магазина – так это спиртное, которое она, за исключением бокала шампанского на Новый год, отвергает почти с религиозным фанатизмом. И то, что в этот вечер в нашей тележке оказывается аж четыре бутылки белого итальянского вина, может означать только одно.

– Соаве? – переспрашиваю я, бросив взгляд на этикетку. – У нас гости?

– Михаэль.

Проходит какое-то время, прежде чем до меня доходит.

– Несостоявшийся мошенник?

– Именно.

– Я и не знал, что ты все еще с ним встречаешься.

– А ты не моя секретарша, верно, дарлинг? Пока что я вполне справляюсь со своим расписанием сама.

Что-то в глубинах подсознания подсказывает мне, что и в самом деле за последний месяц она часто приходила поздно. Я даже не задумывался об этом, как и о том, продолжает ли Диана свои полуночные вылазки, с кем бы и куда бы они ни осуществлялись. Мои мысли целиком и полностью занимал другой человек.

– Я пойду за мясом, – сказала Глэсс. – Рис не захватишь? Ты знаешь, какой мы обычно берем.

Я беру тележку, бросаю в нее пачку риса, с промышленной точностью избавленного от малейшего содержания витаминов, минералов и чего бы то ни было еще, и тихонько запихиваю под нее пачку цельнозерновых макарон. Глэсс возвращается с завернутым в прозрачную пленку филе подозрительно бледного цвета.

– Это что, рыба?

– Нет, дарлинг, они забили свинью с нарушением пигментации! – Филе летит в тележку. – Конечно, это рыба.

– Но мы никогда не ели рыбу. С каких пор?..

– С сегодняшнего дня.

Четыре бутылки вина – это одно, но еда – натуральная, настоящая еда – совершенно другое.

– Ты что, будешь готовить?

Она вскидывает руки, словно защищаясь от моих нападок.

– Не надо падать в обморок, ладно? Почему бы мне что-нибудь не приготовить?

– Потому что ты никогда в жизни ни для одного мужчины этого не делала.

– Так пора бы начать.

Глэсс настолько напряжена, что к ней можно подключать лампочки. Ее рука хватает первую попавшуюся банку с кукурузой с ближайшей полки. Я никогда не предполагал, что именно в супермаркете моя мать сообщит мне, что у нее появились более или менее серьезные отношения. В любом случае более серьезные, чем были до того. Чтобы не смотреть мне в глаза, Глэсс так тщательно изучает этикетку на кукурузе, как будто от этого зависит вся ее дальнейшая жизнь. При ином раскладе я бы предположил, что она думает, как это они умудряются запихивать целые початки в такие маленькие баночки.

– Глэсс?

– М-м-м?

– Ты на меня только не злись, но…

Вот теперь она поднимает глаза.

– Но что?

– Но ты не умеешь готовить! Если хочешь ему понравиться, лучше возьми полуфабрикаты и вложись в новую помаду.

– Зачем тебе новая помада?

– Очень смешно, мама.

– И не мамкай на меня! Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу. – Нервно хихикая, она ставит консервы обратно на полку, не скрывая своего облегчения. – Черт возьми, ты прав. Пойдем к морозилке. Сделай одолжение, отдай им эту неладную рыбу обратно, о’кей?

Я спешу к прилавку и всучиваю рыбу обратно продавщице, которая вовсе не рада ее получить. Внутри меня нарастает беспокойство. Глэсс обещала после похода за покупками отвезти меня в библиотеку, в которую мне нужно сдать стопу книг, прочитанных за каникулы. Срок выдачи закончился, и мне так или иначе придется платить за задержку.

Стоя рядом с морозилкой, Глэсс перебирает пачку за пачкой. Через некоторое время я начинаю беспокоиться за ее суставы.

– Если ты сейчас что-нибудь не выберешь, то обморозишь себе пальцы.

– Что ты думаешь о каннеллони?

– Сойдет, к вину они подходят. Можно сделать к ним салат, здесь бывает готовая заправка и…

Глэсс взрывается, как пороховая бочка, увлекая за собой клубы пара из открытой морозилки.

– Фил, я, конечно, очень ценю твою заботу! Но умею я готовить или нет, не должно влиять на то, нравлюсь ли я ему! О’кей?

– Да, но что ты мне-то об этом говоришь? Это тебе захотелось готовить, а не мне, и только из-за того, что ты нервничаешь…

– Я не нервничаю! И будут каннеллони без всякого выпендрежа, и точка!

– Не особо похоже на праздничный ужин.

– А он должен думать обо мне, а не об ужине, и если макароны его высочеству не понравятся, то может пригласить меня в ресторан или катиться к чертовой бабушке!

Туда в конечном счете до сегодняшнего дня отправлялись все ее любовники.

Такой Глэсс мне нравится гораздо больше – и не потому что я что-то имею против Михаэля или кого-то другого, а потому что не выношу, когда какой-то мужчина повергает ее в состояние такой беспомощности, будь то вопросы готовки или чего бы то ни было еще. Это просто не вписывается в ее характер – или, по крайней мере, в мои представления о нем, что будет честнее.

– Тебе не будет трудно, – говорит она, уже немного успокоившись, – сегодня вечером побыть где-то поблизости, посмотреть на него и все такое?

– Ты хочешь знать мое мнение?

– Да.

Я пожимаю плечами.

– Если это необходимо.

– Необходимо, – снова ныряет в морозилку Глэсс. – Что должно быть в этих каннеллони – овощи или мясо? Тут есть такие и такие, какие из них настоящие?

– Мясо… Точнее, фарш, – сообщаю я ее спине, нервно закусив губу. – Мне вот интересно знать, что тебе Диана на это скажет.