Японские сказки - Кусуяма Масао

мачехи, а то она меня забранит. Нельзя мне к мачехе без цветка возвращаться.

Как ни отговаривали ее хозяева, девочка только плакала и твердила свое:

— Надо идти, мачеха приказала!

И вот пошла девочка к омуту. Ходит она вокруг дерева, высматривает, где бы сорвать цветок покрасивее. Наклонилась девочка к цветку, и упала ее тень на воду.

Но вдруг откуда ни возьмись целая стайка вьюнов замелькала в воде. Пошла вся вода серебряной рябью, и водяной не увидел девочку. А в это время на дерево, на другом берегу, взобралась обезьяна и давай скакать по веткам! Засмотрелся на нее хозяин омута. А девочка тем временем сорвала самый алый цветок и отошла от берега.

Но среди рыбок, что играли в воде, девочка успела узнать того самого вьюна, которого она выкупила у ребят и кормила каждый день в ручье возле дома: с тех пор у него осталась отметинка на хвосте, там, где его мальчишки поранили.

И обезьяна, прыгавшая по веткам, была той самой, что девочка спасла от охотника. Так отблагодарили ее верные друзья.

Вернулась девочка домой благополучно и принесла мачехе в подарок алый цветок. Удивилась мачеха: ведь от страшного омута никто еще живым не возвращался! Отбросила цветок и спрашивает:

— Ты ничего не видела необыкновенного в глубине гор?

— Нет, — отвечает девочка, — ничего особенного я не заметила.

И решила тогда мачеха отравить свою падчерицу. Когда отец отлучился из дома, испекла она мандзю[36], подложила в него яду и говорит:

— Пойди, доченька, в горы, собери там разной зелени. Вот тебе на дорогу мандзю.

Взяла девочка мандзю, пошла в горы и стала собирать зелень. Захотелось ей есть.

«Спущусь-ка я вниз к ручейку, — подумала девочка. — Съем мандзю и воды напьюсь».

Спустилась она вниз и видит: бежит по склону горы чистый, прозрачный поток. И плавает у самого берега вьюн, голову из воды выставляет, точно что-то сказать ей хочет. Присела девочка на бережку под ветвистым деревом, ест мандзю и водой запивает. Вдруг напал на нее неодолимый сон, глаза сами закрылись, и заснула она крепко-крепко.

Проснулась девочка только тогда, когда вечерний ветер повеял на нее прохладой.

«Надо скорее вставать!» — подумала она. Хочет поднять голову — и не может, хочет пошевельнуться — а сил нет, точно все ее тело сковано.

Вдруг видит, закачались над ней с тихим шелестом ветки дерева, послышался серебряный звон и что-то ярко заблестело вокруг. Присмотрелась, — а это золото рассыпано, так и горит огнем, так и сверкает. Ахнула она, и в ту же минуту прошло ее оцепенение. Поглядела наверх и видит: сидит на дереве обезьяна, трясет ветки, и сыплются, сыплются на траву золотые монеты…

«Надо собрать вместо листьев золото»[37], — подумала девочка. Собрала она золото, взвалила мешок на плечи и понесла домой.

Диву далась мачеха, что падчерица снова вернулась живой и невредимой.

— Ты чего допоздна в горах пропадала? Какой зелени набрала?

Вырвала она мешок из рук девочки, глянула, а он полон чистого золота!

У мачехи глаза на лоб полезли от удивления.

— Доченька, а там в горах еще осталось золото? Все ли ты собрала?

— Там его еще много, — отвечает девочка.

— А как тебе удалось найти его? — спрашивает мачеха.

— Съела я мандзю, которое ты мне, матушка, дала, — рассказывает девочка, — и вдруг напал на меня неодолимый сон. Проснулась, вижу, кругом не трава, а золото рассыпано.

— Тогда и я завтра в горы пойду, — говорит мачеха, — наберу золота побольше тебя!

Испекла она снова мандзю с ядом и пошла с ним рано утром в горы, куда падчерица ей указала.

Спустилась она в ту же долину, нашла тот же самый поток, намочила мандзю и съела. В самом деле напал на нее скоро неодолимый сон. Обрадовалась мачеха: «Вот хорошо!» Прилегла на бережку и заснула.

Только больше мачеха уж не проснулась.

СОСТЯЗАНИЕ В ИСКУССТВЕ

авным-давно жил в одном городе плотник Хиданотакуми и художник Каванари. Оба слыли большими мастерами, любили похвастаться каждый своим уменьем и ни в чем друг другу не уступали. Слава о них шла повсюду. И действительно, трудно было судить, кто из них искуснее — Хиданотакуми или Каванари.

И вот однажды приходит к Каванари от Хиданотакуми слуга с посланием, а в том послании говорится:

«Построил я дом со стенами в один кэн. И кажется мне, что вышел дом на славу, да вот не знаю, понравится ли тебе. Приходи, посмотришь, а если понравится, прошу, распиши стены этого дома».

«Гм, дом со стенами в один кэн… Что же тут удивительного?» — подумал художник. Но отказываться от приглашения не годилось, и он отправился к плотнику вместе с его слугою.

Пришел Каванари и видит: стоит посреди двора невзрачная лачуга, с четырех сторон двери — и все закрыты. Возмутился Каванари:

— Есть же предел для наглости! Где это видано, звать людей любоваться на такое убожество?

Поворчал он, поворчал, да нечего делать, решил взглянуть, что там, внутри дома.

Как был в грязных башмаках, поднялся он на крыльцо с южной стороны, хотел открыть дверь, да не тут-то было: оттолкнула дверь Каванари и не пускает в дом.

«Ладно, — думает художник, — зайду с другого края». Подошел он к восточному входу, но и здесь дверь плотно заперта, отталкивает Каванари, не дает войти. И в то же время видит он, что с южной стороны, где он только что был, дверь плавно растворилась.

Рассердился Каванари, пошел к северному входу — и опять то же самое: открылась дверь, да не та, которую он толкал, а с восточной стороны, где он только что был.

Совсем вышел из себя художник, побежал к последней, западной, двери и снова вернулся от нее ни с чем. А с северной стороны, как нарочно, дверь плавно растворилась.

Понял Каванари, что все это шутки плотника, и красный как рак от обиды без оглядки пустился в обратный путь.

До изнеможения смеялся Хиданотакуми, видя, как ловко одурачил он художника.

Но прошло три-четыре дня, и вот к плотнику приходит от Каванари слуга и передает такие слова хозяина: «На днях приходил посмотреть твой дом, да двери у него плохо устроены — не открываются. Так мне и не удалось заглянуть внутрь. Ты уж впредь будь повнимательней, делай двери