Семя желания - Энтони Берджесс

– Да, я точно вас знаю, – с нажимом произнес Тристрам. – Лиц я не забываю. Учительская профессия берет свое. Ну, у вас есть приказ о моем освобождении? Время испытаний наконец миновало?

Священник-расстрига, который с недавнего времени стал требовать, чтобы его называли Блаженным Амброзом Бейли, легкомысленно поднял взгляд.

– Ну же, у меня там очередь кающихся в милю длиной. Живо вставай на колени и исповедуйся!

Капитан глуповато улыбнулся.

– Я просто пришел сказать вам, где ваша жена.

Вид у Тристрама сделался угрюмый и туповатый.

– У меня нет жены, – буркнул он. – Я ее спровадил.

– Чушь, знаете ли, – отозвался капитан. – У вас, несомненно, есть жена, и в настоящий момент, знаете ли, она живет у своей сестры под Престоном. Адрес – Государственная ферма СВ-313.

– Ах вот где эта дрянь! – злобно рявкнул Тристрам.

– Да-да, ваша жена там. И там собирается произвести на свет своего нелегального, хотя и законнорожденного, знаете ли, ребенка.

Устав ждать, когда капитан преклонит колени и начнет исповедоваться, священник-расстрига теперь выслушивал, драматично качая головой и постанывая от возмущения, исповедь кого-то невидимого и неведомого.

– Совокупление, – произнес священник, – это мерзостный грех. Сколько раз?

– По крайней мере, – сказал капитан, – это следует предположить. Ее оставили в покое, знаете ли. Там, в глуши Северной провинции, никто из наших ей не досаждает. Я получил информацию о ее местонахождении из нашего подразделения контроля за передвижением. Так вот, вам, верно, интересно, знаете ли, почему мы не взялись за нее? Уж конечно, интересно?

– Чушь хренова! – рявкнул Тристрам. – Ничего мне не интересно, и ничего я не знаю. Засунули меня сюда подыхать с голоду. Никаких новостей о внешнем мире, никаких писем. Никто меня не навещает. – Он готов был вернуться к прежнему Тристраму, начать хныкать, но взял себя в руки и зарычал: – И мне, мать вашу, наплевать. Мне на всех вас плевать, поняли?

– Прекрасно, – сказал капитан. – Время не терпит, знаете ли. Я хочу знать, когда, по вашим расчетам, она будет рожать.

– Кого рожать? Кто говорит о родах? – прорычал Тристрам.

– Идите с миром, и благослови вас Бог, – сказал Блаженный Амброз Бейли. А потом: – Я прощаю моим мучителям. Сквозь жар всепожирающего пламени я провижу вечный свет иной жизни.

– Да ладно, знаете ли, – нетерпеливо ответил капитан. – Вы сами сказали, что у нее будет ребенок. Конечно, знаете ли, нам не трудно проверить, беременна ли она. А знать я хочу, когда именно она будет рожать. Когда, по вашим подсчетам, она забеременела?

– Понятия не имею. – Тристрам в угрюмости и апатии потряс головой. – Ни малейшего.

Из кармана мундира капитан достал что-то в шуршащей желтой обертке.

– Возможно, вы голодны? – предположил он. – Возможно, чуток синтешока вам поможет?

Развернув синтетический шоколадный батончик, он протянул руку сквозь прутья. Блаженный Амброз Бейли оказался проворней Тристрама: скользнув лучиком, он, пуская слюни, выхватил лакомство. Тристрам набросился на него, и оба они хрюкали, орудуя когтями и локтями, пока, наконец, каждый не получил приблизительно по половинке. Трех секунд хватило, чтобы сожрать бурую липкую массу.

– Ну а теперь! – рявкнул капитан. – Когда?!

– Вы о чем? – Тристрам облизывал нёбо и обсасывал пальцы. – Ах, об этом, – сказал он наконец. – Наверное, это было в мае. Да, вспомнил. В начале Межфазы. У вас еще есть?

– Вы о чем? – терпеливо повторил его вопрос капитан. – Что такое «Межфаза»?

– Ну конечно, – отозвался Тристрам. – Вы же не историк, верно? О науке историографии даже не слышали. Вы просто наемный громила с карманами, набитыми синтешоком. – Он срыгнул, вид у него сделался зеленый. – Межфаза началась, когда вы, наемные громилы, стали с пушками расхаживать по улицам. Дайте мне еще, мать вашу! – Он злобно повернулся к сокамернику. – Это было мое, а вы съели. Это мне полагалось, черт бы вас побрал!

Он слабо врезал Блаженному Амброзу Бейли, который, сложив руки и воздев очи горе, произнес:

– Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят.

Тристрам, задыхаясь, сдался.

– Хорошо, – сказал капитан. – Теперь мы знаем, когда принять меры. Вы можете надеяться, знаете ли, на губительный позор для брата и наказание для жены.

– О чем это вы? О чем вы говорите? Наказание? Какое наказание? Если вы за мою жену собираетесь взяться, оставьте эту дрянь в покое, слышите меня? Она не ваша жена, а моя. Я по-своему с ней разберусь. – Без тени стыда он начал хныкать: – О, Беатри, Беатри! Почему ты не вызволишь меня отсюда?

– Вы, конечно, понимаете, что вы здесь по вине своего брата?

– Меньше слов, больше синтешока, наглый вы тупица! – фыркнул Тристрам. – Ну же, давайте сюда!

– Пропитания из любви к небесам! – тоненько присоединился Блаженный Амброз Бейли. – Не забывайте про слуг Божьих в дни вашего благоденствия.

Упав на колени, он вцепился в лодыжки капитана, едва не повалив его наземь.

– Надзиратель! – крикнул капитан.

– И ребенка моего оставьте в покое, – потребовал Тристрам. – Это мой ребенок, вы, маньяк-детоубийца! – Немощными кулачками он начал молотить по ногам капитана как в дверь. – Мой, свинья! Мой протест, мой вызов грязному миру, вы, грабитель!

Быстрыми длинными руками мартышки он начал обыскивать капитана в поисках синтешока.

– Надзиратель! – крикнул, отбиваясь, капитан.

Блаженный Амброз Бейли ослабил захват и подавленно уполз назад на нары.

– Пять «Отче наш» и пять «Аве Мария», – безразлично сказал он, – сегодня и завтра в честь нашего Цветочка. Иди с миром, и благослови тебя Бог.

Смотритель явился с веселым вопросом:

– Никаких хлопот вам они не доставили, а, сэр?

Руки Тристрама упали, не в силах больше обыскивать.

– Вот этот, – кивнул на него надзиратель, – сущий ужас был, когда к нам попал. Никакого толку было от него не добиться, он у нас сущий уголовник. Теперь присмирел, верно? – спросил он с толикой гордости.

Тристрам рухнул в углу бормоча:

– Ребенок мой, ребенок мой, ребенок мой…

И под эту литанию капитан, нервно улыбаясь, отбыл.

В конце декабря в Бриджуотере, Сомерсет, Западная провинция, на мужчину средних лет по имени Томас Уортон, который вскоре после полуночи возвращался домой с работы, напали подростки. Они его зарезали, раздели, насадили на вертел, поджарили, разделали, разложили по тарелкам – все в открытую, без тени стыда – на одной из городских площадей. А поскольку общественный порядок никак нельзя было нарушать, голодную толпу, которая громогласно требовала своей доли («Ну хоть кусочек!»), разогнали дубинками жующие и капающие салом серомальчики. В Тирски, Норт-Райдинг, три паренька – Альфред Пиклс, Дэвид Огден и Джекки Пристли – были забиты насмерть кувалдой в темном проулке и через задний двор утащены в ничем не примечательный дом. Две ночи на улице витал дым барбекю. В Сток-на-Тренте лишенный филейных частей труп женщины (позднее опознанной как Мария Беннетт, старая дева двадцати восьми лет) внезапно разулыбался из-под сугроба. В Гиллингеме, Кент, Большой Лондон, на задней улочке открылась захудалая столовая, где по ночам гудел гриль и куда любили захаживать сотрудники обоих полицейских ведомств. Кое-где в не реформированных еще местечках на побережье Саффолка ходили слухи об обильных рождественских блюдах с хрустящей корочкой.