Кремль 2222. Ярославское шоссе - Владислав Выставной

Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Его осенило:

– А как же девочка? Она же спросила, больно ли мне? Ты же сам слышал – они умеют разговаривать! Они все понимают, а, значит, они нормальные люди!

Зигфрид помолчал, посмотрел на него и бросил:

– А плевать. Главное – убраться отсюда побыстрее.

Книжник мрачно усмехнулся:

– Что-то у нас не очень получается.

– Так ведь мы еще и не старались, – Зигфрид подмигнул без тени улыбки.

Книжник хотел было возразить, но тихо подобравшаяся тень заставила его заткнуться. Парень обернулся. Хмурый надсмотрщик выразительно разглядывал его, и Книжник поймал себя на мысли, что слов и впрямь не нужно. Ноги сами заставили его подняться и ухватиться за брошенную тут же вязанку длинных упругих прутьев. Обухом топора бородач указал направление, и семинарист покорно поволок свою ношу. Так же поступил и Зигфрид. Невероятно, но факт: гордый воин легко исполнял роль покорного раба. Книжник никак не мог взять в толк – как же так? Ведь вест никогда и ни перед кем не преклонял колен. Но на память пришла другая древняя история – легенда о Спартаке, римском рабе, однажды решившем сбросить цепи и возглавившем восстание невольников. И хоть масштабы историй несопоставимы, эта мысль придавала сил. Они рабы лишь на время. На очень короткое время.

Ведь Зигфриду нужно спешить.

Очередную ночь они снова провели «в подвешенном состоянии», в клетке. И Книжник по достоинству оценил замысел местных: он был настолько вымотан тяжелой работой, что не было сил даже думать о побеге. И следующий день повторился, как дурной сон. За ним – еще один. Черт его знает, чем именно они занимались: заготавливали топливо, строительный материал или просто расчищали площадку для новых удивительных насаждений? Взгляд сам уже прикидывал: на новой полянке вполне может вырасти еще одна «живая деревня». Ужасно хотелось узнать подробности: почему именно так сложилась жизнь этих странных людей? Какие жизненные цели они ставят, чем живут? И главное – можно ли найти с ними точки соприкосновения? Этот лесной оазис выглядел идеальным перевалочным пунктом для кремлевской экспансии. Но не похоже, что молчаливые бородачи нуждаются в союзниках. Можно ли вообще о чем-то договориться с ними?

Семинарист мрачно усмехнулся собственным мыслям: надо же, раб, придавленный к земле тяжелой ношей, вздумал рассуждать о высоких материях! Все, о чем следует сейчас думать, – как бы не сдохнуть от изнеможения в ближайшие дни. Остается надеяться, что заверения Зигфрида о новой попытке побега – не пустой звук…

Они сидел на упругом мху, привалившись спиной к корявому пню. Как здесь и было принято, ему выдали кусок хлеба и деревянную емкость с квасом, но от усталости кусок не лез в горло. Он просто сидел и вяло выстругивал из кусочка дерева какую-то фигурку: в мягком сапоге он обнаружил завернутое в тряпицу заточенное лезвие, запрятанное там «на всякий случай» вместе с толстой иглой и мотком ниток. Из кривой коряги сам собой получился фенакодус – мутировавший потомок лошади. Оглядев заготовку, Книжник принялся придавать животному более изящный и законченный вид. Занятие успокаивало, приводя нервы в порядок, проясняя мысли.

– Красиво.

Он вздрогнул. Человеческий голос в этих местах все-таки редкость. Подняв взгляд, Книжник узнал ту самую девочку, что спасла ему руку. Он заставил себя улыбнуться:

– Нравится?

Девочка не ответила. Она опустилась на колени рядом с пленником и завороженно рассматривала фигурку в его руках.

– Похоже, ты самая разговорчивая в этих местах, – сказал Книжник и протянул ей фигурку. – Держи!

Девочка поглядела на него с сомнением.

– Это подарок, – сказал Книжник. – Или ты боишься принимать подарки от чужака?

Девчонка презрительно фыркнула и выхватила «фенакодуса» из рук парня. Похоже, она не стерпела обвинения в трусости. Лихая, однако, девчонка.

– Еще! – сказала она.

И вдруг подскочила, как на пружинах, и умчалась в свою Чащобу.

Книжник так и не понял, пожелание это было, приказ или вопрос. Зато заметил недовольный взгляд бородатого надсмотрщика и поспешил спрятать лезвие и подняться, чтобы продолжить работу. Тут, как говорится, шутки в сторону: намедни он наблюдал, как местные наказывают нерадивого работника. Тощего оборванца лишь слегка хлестнули тонкой хворостиной, а заорал он так, что с ветвей поднялись в небо сотни потревоженных летучих тварей. Ну его в баню, лучше еще немного поизображать из себя лояльного работника, а там, глядишь, Зигфрид что-то придумает. Только вот где он? С самого утра его не видел. Видать, увели на работы в другие места. Зачем, спрашивается?

К вечеру Зиг так и не появился, и Книжника затолкали в клетку одного. Со скрипом, ставшим еще тоскливее и тревожнее, его опустили в мрачную пропасть.

Это была одна из самых страшных ночей в его жизни. Твари внизу словно почуяли волны ужаса, источаемого потенциальной жертвой, закопошились и принялись подпрыгивать в попытках дотянуться до него. Что-то над головой ощутимо треснуло, клетка дернулась. Неужто что-то не так с креплением этой висячей тюрьмы?! Точно – щелкнуло – и клетка, кажется, просела еще на полметра.

– Черт! Черт! – ползая на четвереньках по решетчатому полу, тихонько заскулил Книжник.

И застыл, заметив у края обрыва над головой неподвижный взгляд глаз-угольков. Серые ночные стражники следили за ним, будто ожидая неизбежного исхода. От этого взгляда стало совсем уж не по себе. И, словно в бреду, в голову полезли мысли, которые он ни за что не допустил бы в нормальном состоянии. Мысли, от которых прошибал холодный пот, становилось мерзко и опускались руки.

Он стал подозревать, что Зигфрид попросту сбежал.

Ушел один – тихо и ловко, как он это умеет. И растворился в Чащобе, ведомый своей, сдохнуть какой важной, целью!

Бросив его одного в этой проклятой клетке.

– Сволочь ты, Зиг! – бормотал Книжник, судорожно вцепившись в прутья. И голодные твари внизу оживились, повизгивая и сверкая злобными глазками во мраке. Они казались гораздо ближе, обдавая человека смрадом дыхания. Клетку опустили ниже, что ли? Или это просто страх?

– Чтоб ты пропал, Зиг! – заорал он. – Предатель! Гад…

Он запнулся: холодная волна стыда окатила его с головы до ног, заставив отпрянуть от решетчатой стенки и сесть на пол. Он зажмурился и принялся яростно хлестать себя по щекам:

– Слабак! Возьми себя в руки!

Внезапное помутнение рассудка прошло, как наваждение. Усиленное самобичевание несколько привело его в чувство. Конечно же, Зиг не мог его бросить. И если он исчез – значит, на то были достаточно веские причины. Да и есть ли у него право осуждать веста? В конце концов, он сам навязался в эту не запланированную экспедицию. Раз попал в переплет – нужно терпеть, стиснув зубы. В конце концов, попадал он в переделки и пострашнее. Что здесь может с ним случиться? Пожалуй, эта клетка – вообще, самое безопасное место в Чащобе…