Дочери Рима - Кейт Куинн

— Не понимаю, как ты можешь оставаться таким спокойным, — произнесла Лоллия и отодвинулась, вытирая слезы со щек. — Миру приходит конец.

— Может быть, — отозвался Тракс и осторожно смахнул слезинки с ее глаз. — Тогда вместе с ним перестану существовать и я.

— И это тебя не страшит?

— Мой Господь умер. Но все закончилось хорошо. — Тракс с улыбкой прикоснулся к деревянному крестику у него на шее. Крестик имел какое-то отношение к его богу — плотнику или, если она правильно помнит, богу плотников. Лоллия точно не знала. — У тебя тоже все будет хорошо, госпожа.

Как он может говорить такое? Откуда ему это знать?

После этого разговора ей было трудно встретиться с ним взглядом. Каким-то уму непостижимым образом, глядя на него, она ощущала неловкость.

Когда Лоллия вышла в сад, император, его брат и свадебная процессия гостей уже ожидали ее. Они стояли, прекрасные как мраморные статуи, смеясь и непринужденно перебрасываясь шутками. Лоллии они почему-то напомнили красивый греческий фриз, но при этой мысли ее смятение лишь еще больше усилилось. Впервые в истории Рима император занял трон силой меча. Как же эти люди могут смеяться, будто ничего не произошло?

Возможно, так оно и есть. Ничего не произошло. Если они смеются, то почему не может смеяться она? Высокородная Корнелия Терция, известная как скандалистка Лоллия, которую не интересовало ничто другое, кроме пиров, и которая получала от этого немалое удовольствие.

Не приподнимая вуали, Лоллия, прежде чем выйти навстречу своей четвертой брачной церемонии, осушила кубок крепкого вина. Впрочем, чем этот четвертый раз отличается от предыдущих? Ничем. Тот же свадебный пирог; те же слова брачного обета Quando tu Gaius, ego Gaia! тот же поход к алтарю Юноны для жертвоприношения. Император Отон лишь ненадолго задержался в храме, чтобы, прежде чем уйти, благословить новобрачных. В этот день его ждали куда более важные дела. Сегодня в сенате должно состояться его утверждение императором Рима, и он не мог тратить свое бесценное время на брачные церемонии. Осушив еще один кубок вина, Лоллия заметила, что Корнелия проводила Отона полным ненависти взглядом.

Взяв за руку своего нового красавца мужа, Лоллия опустилась на колени перед статуей Юноны. Она попыталась молиться, но так и не смогла найти в себе подобающую событию искренность, какая требовалась для произнесения священных слов. Ее богиней была Венера, богиня красоты и любви, а не Юнона — богиня брака и семейного очага. Кроме того, Лоллия сомневалась, стоит ли ей доверять Юноне. Ведь она так никогда и не откликнулась на мольбы Корнелии.

Жрец уже подвел к алтарю белого быка для принесения жертвы, когда по толпе гостей неожиданно пробежал громкий шепот. Подняв голову, Лоллия увидела знакомую фигуру, решительно прокладывающую себе дорогу в толпе. Диана — в простом одеянии из грубой шерсти, никак не соответствующем семейному торжеству, в руках — что-то завернутое в кусок мешковины. С этим свертком она направилась прямиком к Корнелии.

— Я кое-что принесла, — сообщила она кузине. — Извини, что тебе пришлось ждать.

С этими словами она протянула Корнелии мешок. Лоллия обратила внимание, что он вымазан кровью. Не похоже, чтобы он был тяжел, однако Корнелия отказалась брать его в руки и в ужасе отшатнулась.

— Мне пришлось обойти весь город, — добавила Диана. — Я побывала, наверное, во всех преторианских казармах Рима, прежде чем нашла искомое. Но я нашла ее для тебя.

— О, великая Фортуна! — Марцелла отреагировала первой, еще до того, как заволновались жрец и новый муж Лоллии, причем от изумления у Сальвия вытянулось лицо. Лоллия поспешила успокоить и того, и другого. Корнелия же наконец отважилась заглянуть в мешок.

Смотрела она долго.

Затем перевела взгляд на Диану. Вид у той был смелый и решительный. И довольный.

В следующее мгновение Корнелия не выдержала. Ее лицо как будто рассыпалось на куски.

— Нет, — прошептала Лоллия. Толпа гостей заволновалась и по ней, словно по воде, пробежала рябь. В глазах присутствующих застыл ужас. Казалось, еще мгновение — и всех охватит панический страх, сродни тому, что владел ими во время событий недельной давности, когда по Риму прокатилась волна насилия и убийств. — Нет, — повторила она, когда ее муж также заглянул в мешок, который в следующий миг вывалился из дрожащих рук Корнелии. Сальвий с проклятием на устах отпрянул назад. Корнелия, рыдая, уткнулась в плечо Дианы.

— Нет, — повторила Лоллия, но было уже слишком поздно. Гальбу убили, и она больше никогда не сможет смеяться и посещать пиры.

Оглянувшись, Лоллия решила, что заметила это первой, даже прежде, чем Марцелла, от зоркого взгляда которой не ускользало ничего.

Она первой увидела, как Рим покачнулся, — верный знак того, что следующий год не принесет ничего хорошего. Чтобы удержаться на ногах, она вцепилась в самое себя, Корнелия Терция, известная как Лоллия, которой ничто не мешало быть хорошей матерью и доброй женой, которая могла бы обращаться с рабом в своей постели как с мужчиной, а не как с племенным жеребцом.

В следующий миг она почувствовала прикосновение чьей-то сильной и теплой руки. Тракс.

— Госпожа! — услышала она его шепот и крепко сжала его ладонь.

— Называй меня Лоллия.

Брачная церемония продолжилась, однако гости все до единого держались натянуто. Лоллия как во сне вытерпела обряд до конца.

Ее любимая дикарка кузина принесла на бракосочетание мертвую голову.

Этим все сказано.

Январь — апрель 69 года нашей эры

Двумя деяниями, одним крайне отвратительным и одним героическим, он снискал себе как славу, так и бесчестье в глазах потомства.

Марцелла

— Зачем я снова это для тебя делаю? — прошептала Лоллия.

— Потому что Гай ни за что не оставит меня в покое, — шепотом ответила Марцелла. — Это означает, что Туллия, эта мегера, тоже не даст мне жизни.

В передней части комнаты мужчина в накрахмаленной щегольской тоге что-то декламировал по-гречески.

Послушать оратора пришло не так уж и мало желающих, отметила про себя Марцелла. Длинный зал был до отказа уставлен рядами стульев, и все до единого были заняты восторженными слушателями. Или по крайней мере восторг слушатели проявляли в самом начале. Теперь же многие позевывали и беспокойно ерзали на стульях.

— О чем он сейчас говорит? — вздохнула Лоллия. — Кстати, как его зовут?

— Квинт Нумерий, и это его последний труд. — Марцелла заглянула в записи на табличке. — «Административные вопросы Цизальпинской Галлии во время консульства Корнелия Малугиненсия».

— Восхитительно! — снова вздохнула Лоллия.