Анатомия чувств - Гайя Колторти

Она обещала и, смеясь, поцеловала тебя в щеку. Вы сильнее прижались друг к другу, легонько целуясь в губы, но не поддаваясь тому безумству, которое овладело вами в прошлый раз.

Вы никогда не говорили о вашей особенной связи, с тех пор как она извинилась перед тобой после первого поцелуя. Вы лишь поплыли по течению, принимая все как есть и не заботясь о последствиях. В конце концов, разве вы не были просто любящими братом и сестрой?

Слишком любящими? Да. Конечно. Но до этого лишка — откровенно выставленный напоказ, он мог бы стать чем-то вроде охранной грамоты вашего греха — вам не было никакого дела, точнее Сельвадже, казалось, все было по фигу. А ты, выбрав самый простой путь, приспособился к этому мнимому пофигизму: пустить все на самотек, не слишком напрягаясь, избегая, по возможности, чувства вины. Так обстояло дело, когда ты безгранично любил ее не как брат. Что до остального, ты не был уверен в подлинности ее чувств по отношению к тебе, но пока у тебя была возможность наслаждаться ее компанией, пить из этой чаши сладостный напиток, для тебя это не имело значения, ты принял бы все, даже если бы однажды был вынужден признать ужасный, почти комиксовый, парафраз: «Я в Джеппетто жизнь, в Сельвадже смерть нашел»[23].

25

Сельваджа была нужна тебе как ежедневная доза. Если какое-то время она выпадала из поля твоего зрения — а зрение, ты же знаешь, первый проводник чувств, — тебе становилось не по себе, будто не хватало воздуха, но если она была рядом, то время летело незаметно. Так что, мой дорогой Джованни, легко себе представить, с какой скоростью пролетели первые дни вашего совместного проживания в отцовском доме.

Вы были настолько неразлучны, что отец, с подачи мамы, стал звать вас «сиамскими близнецами». А вы, еще безумнее, чем добряк нотариус, смеялись над этим прозвищем, не заботясь о том, что ваши родители звали вас так в робкой попытке оторвать друг от друга.

Неделю спустя после начала новой жизни под одной крышей вы с Сельваджей были в ее комнате, и ты помогал ей приклеить — нет, ты только подумай, о какой глупости мы говорим — настенные самоклеющиеся картинки. Покончив с этим занятием, Сельваджа поцеловала тебя в щеку. Ты ответил ей тем же, и в этот момент появилась мама. Ты ненавидел дни, когда она была дома, потому что комиссар постоянно путалась у вас с Сельваджей под ногами, то по одной причине, то по другой, но чаще совсем без причины.

Ты уже стал подозревать, что она нарочно следила за вами, но не был в этом уверен. Как бы там ни было, проклятая дверь открылась и она заглянула в комнату.

— Ребята? — позвала она.

Вы одновременно повернулись и посмотрели на нее.

— Да? — спросила Сельваджа, непредусмотрительно оставив свою руку на твоем плече.

Мама окинула вас странным взглядом, и ты, сам того не понимая, почти инстинктивно, угрожающе посмотрел на нее, что называется, сверкнув очами — что и говорить, такая реакция было совсем не в твоем духе.

— Мне нужно в одно место, — объявила комиссар после некоторого замешательства, изобразив на своем лице вымученную улыбку. — Вы не составите мне компанию?

Вы посмотрели друг на друга, вам хотелось остаться наедине, а для этого либо вам нужно было куда-нибудь уйти, либо ей.

— Это так необходимо? — спросила Сельваджа с просящей ноткой в голосе.

— Ну, если вам не хочется или вы чем-то заняты, то нет, — ответила мама. — Просто чтобы провести время вместе.

— Тогда нет, — решила Сельваджа. — Мы останемся здесь. Или сходим куда-нибудь попозже.

Мама кивнула и повернулась, чтобы уйти, но задержалась на пороге:

— Вообще-то, мне самой не хочется никуда выходить. Я могу и завтра провернуть это дело.

Ну, ясно, она решила вставлять вам палки в колеса, и тебе это совсем не нравилось.

— Если это срочно, то надо идти, мама, — сказал ты. — Мы, — и ты посмотрел на Сельваджу, — тут и сами справимся, верно?

Она согласно кивнула, улыбнулась и поцеловала тебя в щеку, показывая маме, как здорово ты помог ей с дурацким украшением комнаты.

— Хорошо, — сказала третья лишняя. — Я поняла. Я займусь делами… завтра.

И пока ты едва сдерживался, чтобы не испепелить ее взглядом, она посмотрела на вас с нежностью.

— У меня замечательные дети, — сказала она с гордостью, и вы улыбнулись ей в ответ.

— Да. И такие дружные, — добавила она, вздыхая, прежде чем исчезнуть.

В этих последних словах ты почувствовал, даже сам не зная как, угрозу, хотя и не слишком откровенную. Но теперь, в глубине души, ты знал, что ваша мать что-то подозревала, и это могло все испортить.

Вы научились контролировать себя. Всякий раз, обмениваясь нежностями, прежде чем делать это, вы сначала осматривались, не наблюдает ли кто за вами. Даже если вы сидели рядом на диване, не обнимались в присутствии ваших родителей. Поцелуи были сторого запрещены, даже самые невинные и абсолютно целомудренные поцелуи в щечку. Виноватые, вы не хотели навлекать на себя подозрения.

Впрочем, были дни, когда вам ничто не угрожало, потому что Сельваджа сама отвергала любую твою попытку приблизиться к ней, дотронуться, поцеловать. Но были и дни, когда она во что бы то ни стало хотела быть рядом с тобой, но вы вынуждены были довольствоваться малым. Только вне дома вы не стесняли себя ни в чем, поскольку никто вас не знал или, во всяком случае, не знал ее, лишь недавно появившуюся в городе.

Даже твои самые близкие друзья — помнишь? — ничего не подозревали о ее существовании. Каждый раз, когда ты встречал кого-то из них, эти дорогие дурачки намекали, что догадываются о существовании девушки, которая так занимает твое время, что на них у тебя не остается ни минутки. Но никогда в жизни они не заподозрили бы, что эта девушка — твоя сестра.

Факт остается фактом: когда вы выходили из дома, вы были свободнее и безумнее. Вы гуляли, держась за руки или даже обнявшись, и, не сдерживаясь, целовались в щеки, в губы, не беспокоясь, что вас кто-то увидит. Вам нужно было выпростать — ужасное слово, я знаю — потребность в пылком проявлении чувств, в контакте, чтобы, исчерпав эмоции, вернуться домой и без труда воздерживаться от опасных проявлений близости.

Вероятные мамины подозрения, если таковые вообще были, в скором времени рассеялись благодаря вашим мерам предосторожности, и это позволило вам с Сельваджей вздохнуть свободнее.

26

Пока вы не обнаружили, что нежности на публике вовсе не были решением проблемы.

Однажды Сельваджа зашла за тобой в бассейн. Для нее стало уже привычным смотреть на твои тренировки. Иногда ты сразу обнаруживал ее присутствие, иногда нет, но если ты знал, что она была рядом, то плыл с удвоенной силой и энтузиазмом, чтобы показать, на что ты способен, преодолевая нагрузки на грани мазохизма, заставляя даже самого Бадольо Ужасного осторожно, но решительно предупреждать тебя: «Полегче, Джованни!» Но ты не обращал внимания, пока не прерывалось дыхание и ты полумертвый не выходил из воды. Ты чувствовал себя разбитым, помнишь? Но все твои жертвы с лихвой возмещались присутствием той, что превращала твою усталость в одно воспоминание, легкую тень на белом листе.