Конкурс неприятностей - Кирилл Кащеев

Я скорчилась на земле, а надо мной громадой до самых небес вздымался угольно-черный жеребец. Он был… большой. Огромная башка – где-то высоко-высоко, громадные копыта, сверкающие железными ободками подков, ножищи, брюхо и… Запрокинув голову, я завороженно смотрела на Бахтатово брюхо и понимала, что вот это – последнее, что я вообще увижу в жизни, потому что сейчас мне раскроят голову. Жеребцы столкнулись с неистовым ржанием и ухнули на все четыре копыта – по земле пробежала дрожь. И снова начали вздыматься на дыбы…

– Полька, катись оттуда! – заорал знакомый голос, перед моим носом мелькнули ботинки, и Сашка с размаху швырнула горсть песка Бахтату в морду. Сиганула в сторону, ухватила меня за шкирку и поволокла к ограде. – Ходу-ходу!

Араб торжествующе заржал и ринулся на ослепшего соперника. Через ограду ударила струя воды. Рассеиватель был сорван, и струя била из шланга под таким напором, что резиновая кишка извивалась и дергалась как живая, норовя вырваться у Мишки из рук, а он водил шлангом как автоматом: на араба, на Бахтата, снова на араба, и по Симке заодно, чтоб хвостом не крутила. Симка обиженно заржала и, задрав этот самый хвост, поскакала вдоль ограды. Сашка с размаху пнула меня ботинком под зад, заставляя ужом просочиться под нижней жердью… и нырнула следом. Мы кубарем выкатились из-под ограды и… рухнули друг на друга, тяжело, с присвистом дыша.

– О-отпусти, задушишь, – наконец выдохнула Саша, и я поняла, что все это время цеплялась за нее, будто боясь, что неведомая сила засосет меня обратно, под копыта табуна. С трудом, так что аж слышала, как собственные кости скрипят, я разжала пальцы и провела ладонью по лицу.

– Аццкий отжиг! – тупо пялясь на покрытую алыми разводами ладонь, прохрипела я.

– Лошади девочку забили, девочку копытами забили! – раздались крики, я подняла голову и… увидела Администратора: он глядел на меня со странной смесью ужаса, облегчения и сожаления, словно и радовался и огорчался, что я выбралась из-под копыт живой. Рядом дамочка из администрации судорожно прижимала к груди свой портфельчик – в ее устремленном на лошадей взгляде больше не было и миллиграмма умиления, она смотрела так, будто это не Бахтат, а какой-нибудь инопланетный «Чужой».

– Никто меня не забивал, – мои слабые возражения перекрыл новый вопль:

– Шахид! Шахидушка, что с тобой! У него холка в крови! – наездница араба бесстрашно махнула через ограду, очутившись в самой середине табуна. Неловко поджимая переднюю ногу, мокрый, мелко дрожащий араб жалобно заржал.

– Ножку повредил, мальчик мой? – Она кинулась коню на шею, обняла… и повернулась к нам – от источаемой ею ярости стало аж больно: – Вы соображаете?! Ему же на чемпионат Европы ехать! Я же предупреждала, что его нельзя выпускать! Кто его выпустил? Кто? – она обвела нас бешеным, как у Бахтата, взглядом и выхватила телефон. – Я немедленно звоню в страховую компанию! Пусть они сами с вами разбираются! Вам это даром не пройдет!

Администратор расплылся в широкой, как Днепр, блаженной улыбке.

– С богом! – Петрович шлепнул Бахтата по крупу. Тот шумно вздохнул – типа, ладно-ладно, уговорили! – и неспешной рысцой двинулся мимо трибун к стартовым воротам.

– Александра Нестеренко на Бахтате! – торжественно провозгласила в микрофон дама из администрации, кажется вновь возлюбившая «милых лошадок» и свою роль главного громкоговорителя соревнований.

Я поплыла над беснующейся толпой: мимо бледной от волнения Светланы Викторовны, мимо Полинки с Настей, прыгающих и размахивающих руками, мимо одобрительно показывающей большой палец Лидки, мимо других девчонок из нашей школы, мимо ревниво поглядывающих на меня соперников, мимо восторженно свистящих пятиборцев и Мишки, вовсе не свистевшего, зато глядевшего мне вслед так… так… Мимо аплодирующих трибун, где в первом ряду сидят мои родители, а папа с камерой аж извертелся, стараясь не упустить ни одного моего движения, – и я понимаю, что разговоров «А может, ну его, этот конный?» больше не будет, потому что мы с Бахтатом… прекрасны!

Мой огромный черный конь рысит, потряхивая роскошной гривой, и мышцы играют под гладкой, блестящей шкурой, а в седле поднимаюсь и опускаюсь такая маленькая изящная я: ноги в светлых бриджах сжимают могучие бока жеребца, и подчеркнутая строгим черным рединготом талия у меня узенькая, в рюмочку, а спинка безупречно прямая, а лицо под шлемом строгое, а обтянутые перчатками руки твердо держат поводья. Мы вплываем в стартовые ворота, выверенным движением я отвожу руку и отвешиваю в сторону судейской трибуны безупречный поклон, и Бахтат… ах ты ж умница мой! Он вдруг вспоминает, что когда-то с ним занимались выездкой, и тоже кланяется судьям – гордо и с достоинством, как и положено могучему жеребцу! А потом так же гордо и с достоинством разворачивается к судьям задом, гордо и с достоинством задирает идеально вычесанный, роскошный черный хвост… и гордо и с достоинством кладет громадную ароматную кучу, вполне достойную такого могучего жеребца!

Аплодисменты смолкают… а потом на трибунах начинают ржать. Люди, не кони. Папа вертит камеру, точно хочет убедиться: а не примерещилось ли ему? Административная дама на судейской трибуне брезгливо тянет бумажный платочек из пачки, наш неуважаемый куратор кривится, будто не знал никогда, что у коня под хвостом. Даже возглавляющая судейство наша директриса, старая конница (если честно, очень старая!), появлявшаяся в школе только в дни больших соревнований, едва заметно усмехнулась.

– С-с-скотина ты, Бахтатушка! – чувствуя, как слезы щекочут в носу и туманят зрение, выдохнула я.

А ведь с утра все так хорошо начиналось! И солнышко светило, и гирлянды флажков развевались над трибунами, и кони гарцевали. И Полинка на своем Портосике проехала детскую программу если не идеально, то лучше остальных, и даже Настя – нет, ну кто б ожидал! – хоть Барбосик и обносил ее два раза мимо препятствия, умудрилась пройти дистанцию до конца и выйти на третье место (при пяти участниках, но все равно молодец девчонка!).

А уж Мишка! Как он скакал! Ну фиг с ним, что к первому препятствию он попытался Арсенала на рыси вместо галопа подвести – бедный конь чуть не офигел от такого новаторского предложения и поспешно завалился в сторону! Будем считать, один обнос – ничего страшного, дальше-то они выправились! Я как сумасшедшая прыгала у ограды поля, а Арсенал взмывал над барьерами, а потом мы бежали к ним, радостно вопя, и я впереди всех, и с разбегу кинулась на шею… коню. Ну а что, кто соревновался – тому и обнимашки, Арсенал все сам сделал, Мишка просто хорошо отработал свою роль мешка в седле. И нечего ему лыбиться, будто такой великий конник! Привел Арсенала свежим и почти не уставшим – и молодец, теперь Лидка его поводит и сможет ехать.

А пока мы стояли у ограды и смотрели выступления соперников, и я делала вид, что не замечаю, как Мишкино плечо прижимается к моему – ну увлеклась я, пытаюсь результаты на ходу подсчитать.

– Очень сильные соперники! – Администратор вдруг возник рядом – физиономия его лучилась довольством.