Мерцающий огонь - Джулиана Маклейн

пальцем, что ей нужна еще минута.

– Чудесно. Я очень счастлива.

Она задумалась, не сообщить ли ему о скором замужестве, но усомнилась, что хочет видеть его на своей свадьбе, и уж тем более она не горела желанием объяснять ему, почему семья Теодора от него отреклась. У отца, вероятно, нашлось бы что сказать по этому поводу.

– Мне пора, – прохрипел он. – У меня здесь клиенты.

Что ж, вот все само собой и решилось.

– Хорошо. Пока, – сказала она. – И будь осторожен, когда отключают свет на улицах.

Он повесил трубку раньше ее последнего слова, поэтому она повесила трубку и опустила в прорезь еще одну монету, не обращая внимания на женщину, которая барабанила по стеклу. Вивиан назвала имя – Анжелика Мерсье, – и мгновение спустя оператор соединил ее с Бордо.

– Bonjour. – В трубке раздался радостный женский голос. – Анжелика слушает.

– Bonjour, – легко перешла на французский Вивиан. – Я так рада, что вы ответили. Меня зовут Вивиан Хьюз. Я полагаю, вы знали мою мать. Ее звали Марго Маршан – она пела с вами в кабаре. Вы ее помните?

Повисла долгая пауза.

– Вивиан?

Последовал облегченный вздох. И Вивиан едва не подпрыгнула, когда снова замолотили в дверь телефонной будки.

Она развернулась, открыла дверь и рявкнула:

– Я разговариваю с Францией. Это срочно. Дайте мне минутку, пожалуйста.

Затем она закрыла дверь и извинилась перед Анжеликой:

– Прошу прощения за это. Я надеюсь, вы сможете мне помочь. Я ищу свою сестру Эйприл Хьюз. Она переехала в Бордо – петь в кабаре – и…

– Oui, oui. Я знаю Эйприл. Правда пела у нас. Она с тобой связывалась?

– Ни разу с тех пор, как уехала из Лондона шесть месяцев назад. Я писала ей в кабаре, но…

– О, моя дорогая. Кабаре закрылось. Это был очень печальный день.

Вивиан хотела выяснить как можно больше, но у нее было лишь несколько минут.

– Жаль это слышать. Вы знаете, где теперь Эйприл? Мне нужно с ней связаться.

Ответом ей была подозрительно долгая пауза.

– Хотела бы я тебе помочь, но она не оставила мне адреса и не выходила на связь с тех пор, как уехала.

– Когда она уехала?

– Несколько месяцев назад. Я очень беспокоюсь за нее, со всей этой войной. Говорила ей не уезжать, но она ничего не хотела слушать. Вся в мать. Точная копия. Когда Марго влюбилась в твоего отца и сбежала к нему в Англию, ее тоже было не переубедить.

Вивиан закрыла глаза.

– Куда вы просили ее не уезжать?

Анжелика раздраженно фыркнула:

– Она влюбилась в немца.

Вивиан удивленно распахнула глаза:

– Прошу прощения? Вы хотите сказать, она уехала в Германию?

Женщина, стоявшая у телефонной будки, снова постучала, но Вивиан не обратила на нее никакого внимания.

– Oui. Три месяца назад. А теперь мы воюем с Гитлером. Да помогут небеса твоей бедной милой сестре.

Вивиан похолодела от беспокойства:

– Вы знаете имя этого человека? Какую-нибудь информацию о нем? Хоть что-нибудь?

– Его зовут Людвиг. Это все, что мне известно. Она понимала, что я не одобряю ее выбора, и очень скрытничала. Оставила мне записку, которую я увидела уже после ее побега. Специально, поди, – хотела улизнуть так, чтобы никто и не пытался ее остановить.

– И что было в записке?

– Ничего толкового. Написала, что следует зову своего сердца, и просила меня не беспокоиться, потому что он – Тот Самый. И еще поблагодарила меня за то, что я пустила ее на сцену. Вот и все.

Вивиан прижалась лбом к телефонному аппарату.

– Спасибо, Анжелика. Вы мне очень помогли. Пожалуйста, если получите от нее весточку, попросите ее немедленно связаться со мной. Я работаю в министерстве снабжения – пусть позвонит туда. Не могли бы вы это записать, если вас не затруднит? Министерство. Снабжения. Да, верно. Скажите ей, что я очень жду ее возвращения, потому что выхожу замуж.

– Надо же! Поздравляю, Вивиан. Как это чудесно!

– Спасибо. – Телефон глухо щелкнул, и связь оборвалась.

Вивиан повесила трубку и повернулась, чтобы открыть дверь. Женщина из очереди испепелила ее взглядом, но мысли Вивиан были далеко.

Эйприл влюбилась в немца? Значило ли это, что сейчас она где-то за линией фронта?

Эйприл… как ты могла так сглупить?

Иногда Вивиан просто не верила, что они девять месяцев провели в одной утробе и были зеркальными отражениями друг друга.

Близнецы. Никто не мог внешне их различить. Но внутри они были настолько разными, насколько только могут быть отличными две сестры.

Глава 11

2011 год

– Погоди-ка, – перебил бабушку папа. – У тебя была сестра-близнец?

Она подалась вперед и с трудом поднялась на ноги:

– Мне нужно в уборную.

От удивления я потеряла дар речи – и молча наблюдала, как она, шаркая, выходит из комнаты.

Как только бабушка удалилась, мы с папой ошеломленно уставились друг на друга. Потом я сказала:

– Очевидно, на фотографиях она. Не бабушка. Это ее сестра-близнец. И подпись правильно было бы прочитать как «Эйприл в Берлине». К весне и апрелю это не имеет никакого отношения. Что ж, по крайней мере, ты получил ответ на свой вопрос. Твой отец не был ни военным преступником, ни нацистом.

Откинувшись на спинку дивана, папа выдохнул:

– Соврал бы, сказав, что не испытываю облегчения. Но почему она никогда не рассказывала мне о том, что у нее есть близнец? Зачем держать это в секрете? Интересно, знал ли об этом Джек? Наверное, знал – все-таки они познакомились во время войны. – Тень беспокойства пробежала по его лицу. – Что с ней сталось, с ее сестрой?

Наступила ночь. Холодный зимний ветер дребезжал в оконных стеклах. Я встала, чтобы включить свет.

– Знает ли это сама бабушка? Она же не смогла связаться с Эйприл после начала войны. Одному богу известно, что могло с ней случиться. Может, она погибла.

Послышался звук спускаемой воды. Я снова села в ожидании возвращения бабушки. Наконец она, понурившись, застыла на пороге:

– Я очень утомилась. Пойду спать.

Она повернулась и пошла к лестнице. Ни папа, ни я не попытались ее остановить, хотя нам отчаянно хотелось узнать правду о судьбе ее сестры.

Бабушка медленно поднималась, цепляясь за перила. Как только дверь ее спальни закрылась, мы с папой посмотрели друг на друга.

– Она не хочет рассказывать, – догадалась я. – Наверное, ей больно это вспоминать.

– Вероятно, случилось что-то плохое, – согласился папа. – Вот почему она все время молчала.

Мы сидели в тишине, переваривая то, что сегодня узнали. В коридоре мерно тикали напольные часы. Почувствовав