Соперники - Ви Киланд

Как я могла не ответить честно, если Вестон доверил мне настолько личное?

Я пристыженно улыбнулась.

– Да.

– Почему?

Я подумала. Ответ вырвался у меня со смехом:

– Да я понятия не имею! Я увидела тебя на улице, когда вышла из магазина, и просто пошла за тобой.

Вестон улыбнулся, и внутри у меня потеплело.

– Где ты была весь день? – спросил он. – Я тебя искал, но твой офис заперт. Я даже не мог толком поразглядывать тебя в очереди за кофе.

Я не таясь улыбнулась:

– Я пряталась от тебя в своем номере.

Самая искренняя и широкая улыбка осветила лицо Вестона. Можно было подумать, что я сказала ему, какой он классный, а не призналась, что избегала его до самого вечера.

Мы снова загляделись в глаза друг другу, и на этот раз чары нарушил Вестон, начав расстегивать пряжку своего ремня. Звяканье металла томительно отдалось у меня между ног.

– На колени, София.

О боже…

Он положил мне руки на плечи и чуть надавил, чтобы я опустилась. К моему полному отвращению, я подчинилась. Я встала на колени и потянулась к его молнии.

– София! – позвал Вестон.

Я подняла глаза.

Он ухмыльнулся.

– Я давно ждал возможности извратить цитату: «Прощанья сладостна икра».

Вестон

– Очень хорошо, что вы смогли прийти сегодня. Мы сможем продолжить разговор с того, на чем остановились вчера. Как прошел ваш вечер? – спросила доктор Хэлперн.

– Я не пил и не наделал глупостей, если вы об этом. Вы же должны включать это в регулярные отчеты моему деду?

Вообще я считаю, что глупость, как и красота, в глазах смотрящего. Некоторые люди сочтут глупостью спать с врагом, а я уверен: то, что происходит между Софией и мной, просто феноменально.

– Отчеты, которые я каждую неделю отправляю вашему деду, сосредоточены в основном на вашем прогрессе и психической стабильности. Да, вы подписали согласие на раскрытие врачебной тайны, но действие этого документа очень ограничено. Вы не можете не знать, что по закону я не имею права – и не стану передавать в отчетах содержание наших бесед. Я просто пишу, наблюдаются ли у вас дальнейшие признаки улучшения и считаю ли я, что ваше эмоциональное состояние может спровоцировать рецидив.

На самом деле я этого не знал, не глядя подмахнув какую-то юридическую чертовщину, которую положил передо мной дед в тот день, когда согласился дать мне еще один шанс. Насколько я знаю, он имел право лишить меня всего положенного по праву рождения. Я дольше колебался, готов ли я каждую неделю сдавать анализы мочи, чем парился регулярными визитами к мозгоправу. Я рассчитывал, что эта часть окажется самой беспроблемной: ну, буду я раз в неделю вешать лапшу на уши какому-нибудь шарлатану, встречаться с куратором, изредка показываться на собраниях АА и живо верну себе милость деда. Я не ожидал, что у меня появится желание откровенно беседовать с доктором Хэлперн.

– Как вам работается с Софией? В прошлый раз, когда мы о ней говорили, мне показалось, что она служит напоминанием о трудном периоде вашей жизни.

Если вначале при виде Софии я и вспоминал о Кэролайн, сейчас мои мысли приняли совершенно другое направление. Скажу больше, я не мог думать ни о чем, кроме Софии на коленях передо мной вчера вечером. С утра я чуть не довел себя до диабетической комы количеством сахара, высыпанного в кофе. Обычно мне достаточно два раза наклонить сахарницу, но сегодня утром, следя за Софией в кафе, я отвлекся, вспомнив звук, который она издавала с моим членом во рту, и мысленно заслушавшись. Это было нечто среднее между пением и стоном, и всякий раз при этом воспоминании у меня напрягались яйца. Даже сейчас мне пришлось незаметно поправить брюки.

– Работать с Софией оказалось… интересно.

– Вот как? И чем же?

Я смерил докторшу взглядом:

– Вы точно не имеете права передавать моему деду то, что мы обсуждаем?

Доктор Хэлперн покачала головой.

– Ни слова. Я только описываю вашу психическую стабильность в целом.

Я глубоко вздохнул.

– Мы с Софией… гм, нашли способ направить энергию, которая рождается из нашей взаимной неприязни, в плодотворное русло.

Доктор Хэлперн что-то застрочила в своем блокноте. Мне стало интересно, не пишет ли она «трахает врага». Закончив писать, она сложила руки на коленях.

– Значит, у вас с Софией завязались личные взаимоотношения?

– Вроде того.

– Вы рассказали ей вашу историю?

– Здесь вам придется уточнить, док, о какой истории вы говорите. О том, что я переспал с половиной шоу-герлз в Вегасе? О моем пьянстве? О том, что семья готова была разорвать со мной отношения, если я не возьмусь за ум? Или что у меня есть несколько нянек, которые регулярно докладываются моему деду?

Мне нравилось, что доктор Хэлперн редко реагировала на мои саркастические вопросы. Вот и сейчас она ответила просто и без тени осуждения:

– Я имела в виду вашу борьбу с алкоголизмом.

Я покачал головой.

– Нет, об этом речь пока не заходила.

– Вас беспокоит, что это может оказаться для Софии проблемой, и поэтому не заводите об этом разговор?

– У нас не такие отношения.

– Много отношений начинаются с одного и перерастают в качественно иное. Иногда, когда люди тянут с признанием, после раскрытия секрета возникает обида. Человек, которого держали в неведении, может почувствовать недоверие к себе.

– Поверьте, наши отношения ни во что не перерастут.

– Отчего же?

– Она милая девушка из тех, кто встречается с непризнанными драматургами, а не с недолеченными алкоголиками, которые подвели свою семью и не вспомнят по именам и половины дам, перебывавших в их постели.

– Когда вы говорите, что подвели свою семью, вы имеете в виду в деловом смысле, когда злоупотребление алкоголем помешало вам адекватно выполнять вашу работу? Или речь идет о Кэролайн?

– Все вышеперечисленное.

Доктор Хэлперн взяла свой верный блокнот и снова написала несколько строк.

– А что, если я захочу на них взглянуть?

– На мои записи?

Я кивнул.

– Вы все время пишете, мне любопытно.

Доктор Хэлперн улыбнулась и снова сложила руки.

– Конечно, вы можете увидеть мои записи, если неведение вызывает у вас стресс. Только я не уверена, что по прочтении вам станет ясно, отчего я считаю записанное важным. Если вам любопытно, спрашивайте, и я отвечу, что я записала и почему.