Холодное утро в 3018 - AnniLora

на софе в другом конце комнаты. Спина прямая, как струна, руки сложены на коленях, брови сдвинуты. Лицо на фоне ярко-красной блузки казалось совершенно белым. За вечер она едва ли произнесла пару слов. И мы не решались беспокоить Эжени. Последние двое суток её осаждали репортёры и фотографы, поэтому она выглядела ужасно сердитой. На меня девушка смотрела с раздражением и явным неодобрением. Я понимал её чувства. В конце концов, я, совершенно чужой человек, стал свидетелем её горя. Эжени, похоже, жалела о своей откровенности, и я, признаться, взболтнул лишнее.

Квартира Хавьера располагалась на пятьдесят втором этаже жилой башни и состояла из одной изрядно захламлённой всякой всячиной комнаты. Хавс жил один, хотя часто к нему наведывалась младшая сестра — Христина. В 3018 году она оканчивала школу и, вопреки желанию родителей, собиралась вступить в гвардию. Христина постоянно ссорилась с матерью, а потом сутками отсиживалась у брата, ожидая, когда буря пройдёт стороной. Хавьер относился к сестре со снисхождением и никогда не выдавал. Тем вечером Христина удосужилась не поссориться с родителями, поэтому квартира была в нашем полном распоряжении. Хавс терпеть не мог наводить порядок, и его совершенно не смущало присутствие гостей в комнате, забитой бесполезными деталями, микросхемами и роботами, которые находились в полуразобранном состоянии.

— Так вот… можно использовать робота-кота как средство для транслирования видео, — Хавьер активировал игрушку. Серый с чёрными пятнами кот-робот ничем не отличался от живого, ни по размеру, ни по… как бы это сказать, функциям. Дроид спрыгнул со стола и потёрся о ногу Стейси.

— Ух ты! Женя, ты только посмотри! Как настоящий! — девушка подняла кота на руки, и тот вполне натурально заурчал.

— Если нравится, можешь забрать себе. Нет, честно! Собрать ещё одного котика для меня — плёвое дело, — просиял Хавс. — Вот только натуральный мех достать трудно, поэтому пришлось использовать заменитель. Но, вроде бы, почти не отличается от оригинала. И не глючит.

— Хорош хвастаться! — я ткнул друга в бок. — Держи чип.

Хавьер принял кота-робота из рук Стейси и усадил на стол. Дроид, в отличие от настоящего животного, не вырывался. Хавс открыл разъём за пушистым ушком и вставил туда чип связи, чтобы перевести устройство в режим трансляции сообщения. Глазки кота загорелись синим светом, и из головы устройства появился штырь-передатчик.

— Готово. Давайте носитель.

— У меня их два. Начнём, наверное, с завещания, — наконец подала голос Эжени. — Нотариус доставил его только сегодня утром. Оказывается, за неделю до исчезновения дядя внёс в текст изменения. А мне никто не сказал! Вдруг это важно?!

— Согласно части третьей статьи 558 Гражданского кодекса ЕАК, обнародовать завещание можно только после смерти завещателя. Согласен, порой эта норма доставляет неудобства, но…

Эжени уставилась на меня злыми глазами.

— То есть ты можешь процитировать любую статью? Совершенно любую?

— А то! Он был лучшим на курсе! У него феноменальная память! — улыбка Хавьера растянулась до ушей. — Ну же! Покажи ей класс, Ал!

— Вообще-то…

— Значит, ты не можешь процитировать любую статью?

— Она бросает тебе вызов!

Вот же придурки!

— И что я должен процитировать?

— Допустим… — теперь Эжени смотрела на меня с нескрываемым злорадством. Да что с ней не так? Что я ей сделал? — Статья 52 Семейного кодекса ЕАК.

— Статья 52. Права ребенка. Часть 1. Ребёнок имеет право на имя, фамилию и отчество (при наличии). Ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, а также общаться с родителями и другими родственниками. Ребенок имеет право на защиту…

— Ладно, достаточно, — прервала девушка тоном заправской учительницы. — Статья 40 Гражданского процессуального кодекса.

— Статья 40. Виды доказательств. Судом рассматриваются следующие виды доказательств: вещественные, устные и электронные. К вещественным относятся…

— Лады, убедил. Статья 389 Налогового уложения.

— Серьезно? Нет такой статьи. В «Уложении» 370 статей.

— Тьфу! — рассердилась Эжени. — Показушник!

— Ты сама напросилась, знаешь ли. Не понимаю только, чего ради затевалось это представление. Давайте уже вернёмся к работе, — и я отвернулся от мерзкой, въедливой девчонки. Хавьер, будь он неладен, ухмыльнулся и запустил видео.

Ничего интересного мы, в общем-то, не услышали и не увидели. Профессор Никифоров завещал племяннице Евгении московскую квартиру, выкупленную из казны муниципалитета, со всем её содержимым, а также сорок тысяч марок. Остальные нажитые им восемьдесят тысяч он наказал передать больницам, детским приютам и благотворительным фондам, согласно составленному списку. Часть своих наработок он передавал Московскому исследовательскому институту. Короче говоря, это было стандартное завещание. А посему все надежды мы возложили на второе сообщение.

Первое время голограмма оставалась синей и неподвижной, пустой, и мы даже занервничали. Но вот, наконец, мы увидели лицо профессора Никифорова. Тот расплылся в улыбке, стоило только увидеть племянницу.

— Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

К нашему с Хавьером счастью доктор записал сообщение на новоанглийском.

Выражение лица Эжени я не в силах описать словами. Ужас, горе и радость. Адская смесь. Я видел, как трясутся руки девушки, сложенные на коленях, как дрожат её губы. Она не могла вымолвить ни слова.

— Это наши друзья — Хавьер и Александр, Пётр Викторович, — вместо подруги ответила Стейси. Я видел, как она сжала ладонь Эжени, и та немного расслабилась. — Они нам помогают. Им можно доверять.

— Это хорошо, хорошо… девочки! Я должен сказать вам кое-что важное, рассказать. У меня так мало времени, так мало… Нужно было раньше признаться, но я не мог. Я так виноват перед вами, девочки, очень виноват.

— О чем ты, дядя? — прохрипела Эжени. — О чём ты говоришь?

— Я ввязался в опасную авантюру. Тогда я думал, что поступаю правильно. Я бы и хотел сказать, что не сразу понял, чем придется заниматься, вот только это неправда. Ложь. Гнусная ложь. Я знал, за что берусь. Знал, что из этого получится… И не попытался остановить безумие…

Мы переглянулись, а голограмма профессора продолжала вещать.

— У меня совсем