Любовь и чума - Мануэль Гонзалес

— Слышали? — спросила она с отчаянием.

— Конечно, — отвечал с улыбкой Доминико, следуя за своими товарищами. — Это разбилась галера из Кипра: и на всех нас хватит вдоволь прекрасного вина и прекрасных материй.

Но Джиованна последовала за ним.

— Помогите же утопающим! — воскликнула она. — Я наполню ваши шапки монетами… Отправляйтесь! Я помолюсь за вас Пресвятой Деве, и она окажет вам свое покровительство.

Но никто не слушал ее; все бросились ловить плывшие мимо берега ящики, доски и всякого рода обломки.

Один только Доминико навострил уши, когда девушка упомянула о деньгах, и спросил своего товарища Антонио, не хочет ли он помочь ему исполнить желание синьорины.

— Нет, — возразил Антонио. — Мы погибнем, если будем сопротивляться воле Божьей из-за нескольких монет.

— Вы видите, синьорина, — обратился Доминико к молодой девушке, — что вы будете напрасно просить товарищей. Мы все уверены, что погибают только те, кто согрешил перед Господом, и что спасать их — значит противиться воле Его. Никто не послушается вас, и вы поступите благоразумнее, если поспешите вернуться к своему отцу.

Но едва гондольер успел произнести эти слова, как из толпы раздался голос, говоривший:

— Синьорина, из любви к вам я попытаюсь спасти утопающего!

Наступила минута всеобщей тишины и молчания, но она была вскоре прервана громкими криками гондольеров и других присутствующих:

— Это изменник! Не дайте ему нарушать право морского промысла, — загремели дикие голоса. — Убейте его баграми!.. Где он? Где он?.. Убейте изменника!

Голос незнакомца проник Джиованне в самое сердце.

— О! — воскликнул Доминико, расталкивая товарищей, обступивших с криками угрозы молодого человека, одетого в изорванный рыбачий костюм. — Это сумасшедший, которого мы встретили на улице Фреззариа… Он бредит не только от горячки, но и от голода… Да простит мне мой ангел-хранитель, если я скажу, что благотворительность не ведет ни к чему хорошему!.. Этот молодец вовлечет всех в беду.

Между тем тот, которого гондольер называл сумасшедшим, подошел, не обращая внимания на угрозы, к берегу и, посмотрев секунды две или три на море, бросился в пучину.

— Слава Богу! — сказала Джиованна, растроганная поступком храбреца. — Слава Ему за то, что нашелся хоть один человек, исполнивший мою просьбу. Я уверена, что его благородное самопожертвование увенчается успехом… если кто-нибудь поможет ему!

Говоря это, она бросила к ногам рыбаков кошелек, полный золота. Но ни одна рука не протянулась за ним. Куда Джиованна ни оборачивалась, везде встречала она только свирепые, угрожающие взгляды.

— Пойдемте отсюда, синьорина! — приставала к ней испуганная Беатриче.

Но Джиованна продолжала стоять на прежнем месте, стараясь рассмотреть сквозь мрак то место, куда бросился незнакомец. Между тем Доминико переглянулся с товарищами, и все факелы погасли моментально, как бы по волшебству, и на берегу воцарилась мертвая тишина. Прошло много времени. Буря продолжала неистовствовать по-прежнему, море волновалось так же, но незнакомец не возвращался.

— Пресвятая Богородица, несчастный погиб. И это я обрекла его на верную смерть, — воскликнула в отчаянии Джиованна, как бы очнувшись от сна.

— Да, он погиб, как должны погибнуть все безумные, которые повинуются более красоте женщины, нежели Богу, — проговорил Доминико. — Вы напрасно забыли, синьорина, что сам Бог дал нам береговое право.

Джиованна поняла, наконец, хотя и не совсем, смысл этого слова. Она вспомнила, что ее кормилица рассказывала когда-то об этом ужасном, возмутительном праве прибрежных жителей — грабить корабли, разбившиеся о скалы. По милости этого права самые добрые, гостеприимные люди превращались на время в диких зверей. Вместо того чтобы спешить на помощь к погибающим во время бури и жертвовать собой ради спасения ближних, они молили об их гибели и смотрели на остатки разбитого корабля как на свое имущество. Счастлив был тот, кто отделывался только потерей кошелька. Большая же часть находила смерть под ударами багра.

Приютить у себя потерпевшего кораблекрушение считалось непростительным грехом, потому что неграмотные и суеверные рыбаки думали, что бури посылаются собственно для пользы прибрежных жителей. Могла ли Джиованна, несмотря на все свое негодование, восставать против такого заблуждения, укоренившегося среди этих людей? Конечно, нет! Она вздохнула и не ответила ни слова на замечание Доминико.

— Доминико прав! — произнесла Беатриче. — Нельзя противиться воле Божьей, и вы сами можете убедиться в этом, синьорина, поскольку послушавшийся вас человек на дне.

Но певица ошибалась: незнакомец был жив и отчаянно боролся с волнами, рассекая их с удивительной ловкостью и смелостью. Хотя смерть грозила ему ежеминутно, он не робел и подвигался вперед с изумительной настойчивостью.

Отплыв уже довольно далеко от берега, он увидел, наконец, белую фигуру, цеплявшуюся за корабельную доску — это была женщина.

Подплыть к ней и схватить ее было очень трудно, потому что волны относили ее назад. Но, наконец, смельчаку удалось после многих нечеловеческих усилий приблизиться к погибающей. Несчастная женщина окоченела от холода и была почти без чувств. Схватив ее за пояс, незнакомец поплыл по направлению к берегу. Но добраться до него было почти невозможно: не говоря уже о силе ветра и волн, несчастная женщина так крепко уцепилась за своего спасителя, что чуть было не утащила его на дно разъяренного моря. Чувствуя совершенный упадок сил, незнакомец порывался несколько раз бросить несчастную женщину и предоставить ее на произвол судьбы, но каждый раз, когда он хотел сделать это, ему становилось совестно за свое малодушие, и он продолжал плыть далее с твердым намерением или завершить начатое, или найти смерть среди бурной стихии.

Нет сомнения, что благородное самопожертвование незнакомца не принесло бы пользы и даже могло бы быть для него гибельным, если бы буря не начала понемногу стихать: пловец изнемог, в ушах его звучал какой-то странный звон, глаза смотрели дико, и он начал поминутно погружаться под воду. Но в тот момент, когда смельчак уже прощался мысленно с жизнью, само море, как бы сжалившись над ним и над женщиной, явилось на выручку к утопающим. Огромная волна подняла несчастных и выбросила их на берег невдалеке от места, где находилась Джиованна.

Девушка, следившая все время с замирающим сердцем за подвигом пловца, кинулась опрометью вперед. Но, подбежав к нему, она отшатнулась назад с восклицанием испуга и изумления: перед ней стоял тот, кого она любила так горячо и страстно. Свет луны, скользившей между тучами, падал на пловца и давал возможность разглядеть его прекрасное, хотя и изнуренное горем лицо. В течение долгого времени Джиованна стояла как вкопанная, не имея сил проговорить хоть что-нибудь, и смотрела с каким-то страстным обожанием на Валериано. Итак, вот кто был тот незнакомец, который из желания угодить Джиованне кинулся без колебания в бушующие волны.