Дом Кёко - Юкио Мисима

не могла, что у разных мужчин разные тела. Можно ли назвать «индивидуальностью» обнажённое тело мужчины, будь он прекрасно сложен физически, или исхудал, или оброс жирком?

После некоторого раздумья Тамико по доброте душевной восхищённо воскликнула:

Точно! Тебя не узнать, таким ты стал мощным. Великолепное тело.

Но эта лесть больно ранила Осаму.

*

Кёко приехала вместе с Сюнкити.

«Кёко изволили прибыть! Кёко изволили прибыть!» Её шумное аристократическое появление всегда вызывало подобные эмоции. Ещё и большая летняя шляпа, прямо как балдахин над знатной дамой.

Кёко, которая здесь была впервые, повторяя «жарко, жарко», всё равно сразу вышла в сад и отправилась взглянуть на море.

— Как тут во время тайфуна? Море ведь так близко.

— Ты, наверное, про тайфун номер пять. В префектуре Кагосима было наводнение. — Тамико на удивление хорошо запоминала новости.

— Да я не про Кагосиму спрашиваю.

— A-а, здесь? Вроде бури. Целый день волны грохотали.

Когда тайфун ушёл, налетела туча красных стрекоз, но небу разбросало перистые облака. Лишь на один день осень возвестила о своём приходе, и вернулась палящая, как сегодня, тяжкая послеполуденная жара.

В окошко между нижними ветвями сосны Кёко засмотрелась на остров Хацусиму. Остров в форме правильной черепичной крыши был виден из любого уголка Атами. И форма, и название постоянно были перед глазами, поэтому и впечатление производили весьма заурядное. Но Кёко не думала о впечатлении. Это место она обнаружила, впервые приехав в этот дом, впервые выйдя в сад.

От усталости после поездки в машине и жары у неё слегка кружилась голова, и она вдруг погрузилась в фантазии, рисуя в воображении, что могло бы случиться на этом острове. Частично затянутый кучевыми, окрашенными в абрикосовый цвет облаками, он был бесконечно прекрасен и замечательно смотрелся в открытом море.

— Хочу попасть на этот остров, — вырвалось у Кёко.

— Вплавь не получится. Тут километра четыре, — бросил Сюнкити, который, опершись на ограду, тоже смотрел в открытое море.

*

Кёко, не обращая внимания на слепящие лучи солнца, смотрела вдаль. Вдруг вспомнилось, как Сэйитиро когда-то сказал ей: «Ты не можешь жить в настоящем».

Морской ветер ударил в лицо, рассыпал выбившиеся пряди. Сейчас ей трудно было осознать свои эмоции, но, пробуждённые словами Сэйитиро, они как-то были связаны с этим островом.

Мерцающее бликами море до самого острова наполнял солёный ветер. Этот клочок суши казался таким близким, что возникал соблазн протянуть руку и схватить его. Но Кёко сейчас не могла сжать в руке даже веточку, даже травинку оттуда. Остров не существовал в настоящем. Он принадлежал будущему или прошлому.

Неясные детали сливались в едином серо-голубом цвете, остров манил, как память, как надежда. Он казался и приятным воспоминанием, и призраком сокрытой в будущем тревоги. Сила, которая сейчас связывала его с компанией Кёко, напоминала музыку: она, словно порывы солёного ветра, насыщала пространство, превращала само расстояние в цепь эмоций, которые текли, искрясь и переливаясь. Кёко чудилось, что на сверкающем крыле этой музыки можно мигом переместиться на остров, как прошлого, так и будущего.

Что же будет, если отправиться туда? Кёко полагала, что привыкла бы жить там, будь она другой, не такой, как в своём доме в Токио, где воспринимала всё объективно, а откровенно опьянённой страстью. Ей представлялось, что вместо вечного хаоса в её душе поселился бы мягкий, словно шёлк, порядок в чувствах.

*

Когда Сюнкити сказал: «Вплавь не добраться. Туда километра четыре», Тамико рассеянно повернулась в другую сторону. Она внезапно вспомнила идею, которую вынашивала с вечера, но ещё не озвучила гостям.

— Отдохнём и сразу отправимся на Хацусиму, — произнесла она невпопад. — В доме есть лодка, лодочник как раз её приготовил и ждёт.

Все переглянулись с безграничным терпением к постоянным выходкам Тамико, но та совершенно не поняла, почему на неё уставились.

— Добро пожаловать. — Осаму только сейчас поздоровался с Кёко. Так всегда его приветствовала она, поэтому было занятно, что сегодня они поменялись местами.

— A-а, это ты? Совсем по-другому выглядишь. Разделся — и сразу как бронзовая статуя.

Кёко произнесла это без подготовки. Ведь то были замеченные ею красота и гармония, а ещё и обычный интерес хозяйки к собирающейся в её доме молодёжи.

На самом деле тело Осаму, чуть прикрытое набухающими мускулами, было худым, но поражало красотой. Оно выглядело отполированным жарким летним солнцем. Это сказывались его усилия.

*

Солёный ветер вернул живость ощущениям, Кёко постоянно слышала нечто вроде музыки. Даже в доме, кое-как поддерживая разговор, она прислушивалась к звукам с залитых солнцем мест. Всё полнилось звуками до краёв. Рёв волн, стрёкот цикад, полёт пчелы, шелест ветвей, сирена автобуса между Идзусан и Атами, плотная несовместимость смеси морского и горного воздуха… Всё это гармонично рождало запертую внутри монотонную музыку летнего дня. Если не обращать внимания, то ничего и не услышишь, но прислушаешься — и поймёшь, что музыка там точно есть. Но она — внутри: дошло до того, что Кёко чувствовала себя переполненной звучанием.

— Так, поехали! — поторопила Тамико.

Сюнкити мужественно взвалил на плечи свёрнутые пляжные полотенца, в руках он нёс американские очки для плавания, которые нашлись в доме Тамико, и гарпун, похожий на ружьё. Коротко, в стиле того, как выглядел, бросил:

— Ну, поехали.

*

Они друг за другом спустились к морю по вытесанной в обрыве извилистой частной дороге. В маленьком заливе между скал стояла десятиместная моторная лодка, двое слуг попыхивали сигаретами. Всех удивил небрежный дружеский тон, каким обслуга говорила с Тамико — дочерью хозяина. Помогая Тамико сесть в лодку, молодой лодочник погладил её по заду. Та весело взвизгнула.

Кёко изумилась поведению Тамико. Лодочник знал о распущенности хозяйской дочери и выказывал непринуждённость, вызванную скорее презрением. Тамико же воспринимала это с удовольствием.

В глазах обслуги Кёко наверняка была девушкой из бара. И хотя она обычно радовалась, когда её принимали за девушку из дансинга или официантку, сейчас встала в позу. Без предубеждений, ценившая равенство, Кёко не обладала врождённым даром пренебрегать мнением других.

Когда высокий вал, обрушившись на скалу, отступал, возникал звук вроде раскатов грома — это волны перекатывали камни на дне. Звуки пугали женщин, но лодочники, упёршись шестом в скалу, удерживали лодку, чтобы её не увлекло волной, и удачно рассчитали время выхода. Подошла и разбилась ещё одна большая волна, и, когда она, опадая, стала отступать, лодка прыгнула на гребень. Нос высоко вздыбился и освободился от силы, которая до сих пор препятствовала движению, доверился ещё большей силе и радостно скользнул на открытую воду.

Сюнкити держался рукой за борт и думал, что свобода