Квартира в Париже - Люси Фоли

Оказавшись на улице, Ник резко останавливается и стоит как вкопанный. Я наблюдаю, как он прикрывает глаза рукой и долго, прерывисто вдыхает. Он все еще выглядит бледным и подавленным, из-за того, что услышал в голосовом сообщении. И я думаю: хоть еще кто-то, кто печется о Бене. Может быть, я и не так одинока, как мне кажется.

СОФИ

Пентхаус

Я готовлю квартиру для вечернего коктейля. В последнее воскресенье каждого месяца мы с Жаком принимаем гостей в нашем пентхаусе. Мы открываем одни из лучших марочных вин из нашего подвала. Но сегодня вечером все будет по-другому. Нам нужно многое обсудить.

Я наливаю вино в декантер, расставляю бокалы. Мы могли бы нанять для этого прислугу. Но Жак всегда был против посторонних в квартире, боялся, что они будут совать нос в наши личные дела. Меня это вполне устраивало. Хотя, полагаю, будь у нас персонал, я не чувствовала бы себя одинокой на протяжении стольких лет. Когда я ставлю декантер на столик в гостиной, я почти вижу его там, напротив меня, в кресле: Бенджамин Дэниелс, точно так же, как и месяц назад, на коктейльной вечеринке. Бокал вина болтался в одной руке. Все так непринужденно.

Я наблюдала за ним. Видела, как он оценивал это место, его богатство. Или, может, он надеялся найти изъян в мебели, выбранной мной так же тщательно, как и собственная одежда: кресло «Флоренс Нолл» в стиле мид-сенчури, под ногами шелковый ковер Гома. Чтобы подчеркнуть класс, хороший вкус, породу, которую невозможно купить.

Он повернулся и поймал мой взгляд. Усмехнулся. Это его улыбка: лиса, входящая в курятник. Я улыбнулась в ответ, довольно прохладно. Я не стану язвить. Буду идеальной хозяйкой.

Он спросил Жака о его коллекции старинных ружей.

– Я тебе покажу. – Жак взял одно из них – редкая вещь. – Чувствуешь этот штык? Им можно пронзить человека насквозь.

Бен говорил правильные вещи. Обратил внимание на состояние ружья, на детали на латунной отделке. Мой муж: его не так-то легко очаровать. Но у Бена получилось. Я сама видела.

– Чем ты занимаешься, Бен? – спросил он, наливая ему бокал красного. Поздняя, жаркая летняя ночь: белое подошло бы лучше. Но Жаку хотелось блеснуть винтажным вином.

– Я писатель, – ответил Бен.

– Он журналист, – сказал Ник в тот же момент.

Я внимательно наблюдала за лицом Жака.

– Что за журналист? – непринужденно уточнил он.

Бен пожал плечами.

– В основном делаю обзоры ресторанов, новых выставок, и все в таком роде.

– А, – произнес Жак. Он откинулся на спинку стула. Как король ситуации. – Что ж, буду рад порекомендовать тебе пару ресторанов для статей.

Бен улыбнулся той безмятежной, располагающей улыбкой.

– Это было бы кстати. Спасибо.

– Ты мне нравишься, Бен, – указал на него пальцем Жак. – Ты напоминаешь мне меня самого в твоем возрасте. Кипучая энергия. Жажда жизни. У меня он тоже был, этот драйв. В наши дни не все молодые люди такие.

Затем прибыли Антуан и его жена Доминик из квартиры на первом этаже. На рубашке Антуана не хватало пуговицы: она была расстегнута, сквозь нее просвечивало его мягкое, бесформенное тело. Доминик, напротив, постаралась. На ней было платье из такого тонкого трикотажа, оно облегало каждый зрелый изгиб ее тела. Mon Dieu, даже соски просвечивали. В ней было что-то от Брижит Бардо: угрюмый изгиб рта, те же темные, коровьи глаза. Я поймала себя на мысли, что все эти округлости увянут, превратятся в жир – только посмотрите на Бардо, бедная корова – кошмар большинства мужчин-французов. Жир в этой стране считается признаком слабости, даже глупости. Эта порочная мысль доставила мне удовольствие.

Я заметила, как она посмотрела на Бена. Оглядела его с ног до головы, всего его. Полагаю, она считала себя стройной; для меня она выглядела как дешевая шлюха, настойчиво предлагающая себя клиенту. Я видела, как он оглянулся. Два привлекательных человека заметили друг друга. Этот frisson[49]. Она снова повернулась к Антуану. Я видела, как ее губы изогнулись в улыбке, пока она разговаривала с ним. Но ее улыбка предназначалась не мужу. Она была для Бена. Тщательно рассчитанная игра.

Антуан слишком много пил. Он осушил свой стакан и потянулся за новой порцией. Его дыхание, даже с расстояния в полметра, отдавало кислятиной. Он ставил себя в неловкое положение.

– Никто не курит? – спросил Бен. – Я собираюсь пойти покурить. Дурацкая привычка, знаю. Могу ли я воспользоваться террасой на крыше?

– Вот сюда, – сказала я ему. – Мимо книжного шкафа и слева от двери увидите ступеньки.

– Спасибо. – Он одарил меня своей очаровательной улыбкой.

Я ждала, когда загорятся сенсорные индикаторы – признак того, что он нашел дорогу на террасу. Они не зажглись. Подъем по ступенькам занял бы всего около минуты.

Пока остальные беседовали, я встала, чтобы проверить. На террасе его не оказалось, как и в другой половине комнаты за книжным шкафом. У меня снова возникло это странное чувство.

Ощущение, что лисица забралась в курятник. Я прошла по затененному коридору, который вел в остальные комнаты.

Я обнаружила его в кабинете Жака с выключенным светом. Он на что-то смотрел.

– Что вы здесь делаете? – от возмущения меня бросило в дрожь.

Он обернулся.

– Прошу прощения, – сказал он. – Должно быть, я заплутал.

– Я все понятно объяснила. – Трудно сохранять лицо, когда тебя распирает от желания сказать ему, чтобы он убирался. – Вам налево, – сказала я. – Налево от двери. В другую сторону.

Он скорчил гримасу.

– Я ошибся. Наверняка перебрал с этим восхитительным вином. Но скажите мне, пока мы здесь, – эта фотография. Она меня завораживает. – Я сразу поняла, на какую из них он смотрит. Напротив стола моего мужа висела большая черно-белая фотография в стиле ню. Женское лицо смотрит в сторону, профиль растворяется в тени, обнаженная грудь, темный треугольник лобковых волос между белыми бедрами. Я просила Жака убрать картину. Такая непристойная. Такая убогая.

– Она принадлежит моему мужу, – резко ответила я. – Это его кабинет.

– Так вот где работает великий человек, – сказал он. – А вы сами работаете?

– Нет, – ответила я. Разумеется, он должен быть в курсе. Женщины моего положения не работают.

– Но вы наверняка чем-то занимались до того, как встретили своего мужа?

– Да.

– Извините, – произнес он после того, как пауза затянулась настолько, что казалось, будто воздух между нами стал осязаемым. – Во мне говорит журналист. Мне просто… интересны люди. – Он пожал плечами. – Боюсь, это неизлечимо. Пожалуйста, простите меня.

Я подметила это еще в нашу первую встречу: он пользовался своим обаянием как оружием. А теперь я в этом уверена. Наш новый сосед был опасен. Я подумала о записках. О таинственном шантажисте. Совпадение ли то, что они прибыли почти в одно и то же время – этот человек и шантажист, угрожающий раскрыть мои секреты? Если все так, то я этого не потерплю. Я не позволю этому случайному незнакомцу разрушить все, что я построила.