Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

Энн Герберт терпеливо дожидалась газеты до полудня, в надежде, что Патрик забежит и занесет ей экземпляр. Не дождалась и, выйдя за покупками, сама купила свежий номер. Сначала реакция у нее была та же, что у декана, — она обрадовалась: новость звучала согласно ее желанию. Но затем она огорчилась, хотя и по иным причинам, нежели епископ. Энн представила, как обидно и как больно было Патрику лишить себя возможности честно, подробно описать этот кошмар. Ведь Патрик так гордился, что его газета способна все узнать и рассказать всю правду жителям Комптона. Энн даже довелось однажды слышать его пламенную речь о важности свободной прессы для общества и демократии. И вот он вынужден кое-что скрыть. Как он, наверно, мучается, бедный!

Таких огромных кожаных портфелей Пауэрскорт еще не видывал. Все три стояли на длинном столе в парадном зале «Дрейк и Компании», дожидаясь, когда их содержимое будет представлено собравшимся. В процессе официального знакомства с новыми гостями выяснилось, что черный портфель принадлежит адвокату Себастьяну Чайлдсу (бюро «Чайлдс, Гудман и Портер», Линкольнз-Инн-Филдс, Лондон), защищающему интересы миссис Августы Кокборн и соответственно имеющему счастье сидеть рядом с ней. Пурпурный портфель хранит бумаги адвоката Стэмфорда Джойса (бюро «Джойс, Хикс, Джойс и Джозефс», Ладгейт-Хилл, Лондон), сидящего справа от декана-заступника Комптонского собора и Комитета по делам церкви. Синим портфелем владеет адвокат Бенджамин Уолл (бюро «Уолл и сыновья», Бэдфорд-сквер, Лондон), ратующий за права Армии спасения. Пауэрскорту сразу увиделся отряд марширующих по улицам благотворителей-душеспасителей в армейской форме.

— Джентльмены, — обратился к приехавшим из столицы юристам Оливер Дрейк, — на состоявшемся ранее оглашении завещания, точнее, завещаний я предложил собравшимся проконсультироваться относительно документов или иных бумаг касательно наследования согласно воле покойного мистера Джона Уитни Юстаса, Ферфилд-парк, графство Графтон. Лично я, побывав в Лондоне, получил рекомендации совета при Суде лорда-канцлера, и мои выводы будут представлены вашему вниманию. Копии завещаний перед вами. Надеюсь, вы изучили все три варианта.

Ответом были энергичный кивок мистера Чайлдса, признательный поклон мистера Джойса и едва дернувшийся подбородок мистера Уолла. Законник Армии спасения показался Пауэрскорту не слишком учтивым.

— Во избежание возможной путаницы, — продолжал Дрейк, сопровождая речь легкими поворотами своей узкой, почти бестелесной фигуры, — я предлагаю обозначить составлявшиеся в разное время варианты завещательных текстов в порядке латинского алфавита. Самый ранний, назначающий меня душеприказчиком и передающий основную часть наследства Комптонскому собору, как завещание «А». Второй, более поздний вариант, практически целиком в пользу сестры мистера Юстаса, как завещание «В». Третий, хронологически последний, с основной долей капитала в пользу Армии спасения, как завещание «С».

Перья трех дорогих авторучек застрочили в приготовленных больших блокнотах. Столичные юристы бдительно следили за каждым словом комптонского поверенного. А Пауэрскорт неприязненно смотрел на них и опасался за симпатичного ему Дрейка: чуть ошибись — мигом проглотят.

— Суть моего заключения по данному делу, — перешел к главному Оливер Дрейк, — состоит в том, что наибольшее соответствие воле скончавшегося завещателя представляет завещание «А». В связи с чем предлагается утвердить названный документ в Центральной нотариальной регистратуре. Сторонники завещаний «В» и «С» имеют право оспорить эту юридическую акцию, подав свой протест в Центральную регистратуру, после чего тяжба будет рассматриваться Комиссией по спорам о наследовании, а затем разбираться в Административном департаменте Верховного суда.

— Превосходное решение, — откликнулся заступник Комптонского собора Стэмфорд Джойс, чье круглое лицо сияло такой гладью, будто никогда не знало ни единой щетинки. Низенький толстяк лет под сорок, он был одет в темный костюм с галстуком выпускника оксфордского Магдален-колледжа. — Мои клиенты охотно представят суду доказательства абсолютной недействительности завещаний «В» и «С».

— Отлично! — бросил Себастьян Чайлдс, рыцарь миссис Кокборн, пожилой юрист с копной седых волос и жирным двойным подбородком. — Мы настоятельно рекомендуем нашей клиентке подать протест и доказать незаконность завещаний «А» и «С».

— Что касается нас, — вступил защитник Армии спасения, молодой, с телосложением гребца или регбиста, адвокат Уолл, — то всем известно: преимущество последнего по времени завещательного документа над всеми более ранними является прочнейшим прецедентом английского права. Замечу, что в сегодняшних дебатах сей момент был совершенно проигнорирован, хотя именно он, без сомнения, станет опорным для решения суда. Мои клиенты, разумеется, добьются признания неправомочности и завещания «А», и завещания «В».

Пауэрскорт смотрел в окно. Снова шел снег, густо запорошивший дома и улицы, надевший на деревья пышные белые шапки. У церковных ворот, как часовые, стояли два снеговика. Гулявшая по соседней крыше птичья пара украсила белизну снежного ковра двойной узорной цепочкой своих следов. Детектив пытался вспомнить юридическую ситуацию одного давнего дела, где путаница с завещанием усугублялась глупостью семейства некого корифея охоты на лис из Сомерсета. Похоже, разбирательство протестов и жалоб по поводу завещаний Юстаса закончится нескоро, и еще долго никто не получит хотя бы пенс из его миллиона. Пока идет длинный, неспешный судебный процесс, счет в банке будет заморожен.

— Мои клиенты, — произнес Стэмфорд Джойс (команда «Комптонский собор»), — обладают возможностью неопровержимо доказать, что в составлении двух более поздних завещаний имело место принуждение или болезненное состояние психики мистера Джона Юстаса. Самые уважаемые персоны собора и всей епархии подтвердят, что канцлер неоднократно во всеуслышание заявлял, кому — а именно: столь дорогому для него собору в Комптоне — предназначается его наследство. Кроме того, конкретные пункты последней воли канцлера Юстаса зафиксированы в его обширной переписке с различными, весьма авторитетными духовными лицами.

Перед глазами Пауэрскорта возникла картина: декан, епископ, регент, архидиакон на свидетельской скамье в зале, где судья присуждает им победу. В каком же одеянии предстанут они в миг триумфа? Строгие черные костюмы? Сутаны? Пурпур? Может, даже жезл и митра?

— О, разумеется! — воинственно вступил молодой Уолл (команда «Армия спасения»). — Не подлежит сомнению, что почтенное духовенство охотно, с радостью даст какие угодно показания в погоне за миллионом фунтов. Но никакие заверения, устные или изложенные в письмах, не опровергнут того реального обстоятельства, что накануне смерти Джон Юстас изменил свою волю. Этот факт очевиден.

— Прошу прощения, господа, — взял слово Себастьян Чайлдс (команда «Августа Кокборн»). — Моя клиентка способна и готова доказать, что, будучи родной сестрой усопшего, значительно лучше его коллег, случайных спутников по месту службы, знала о планах и желаниях брата. Подобные прецеденты, с подтверждением преимущественных прав членов семьи, отлично известны в практике Канцлерского суда высшей инстанции. Достаточно вспомнить дело тысяча восемьсот девяносто четвертого года «Эплдор против Бейли» или же дело тысяча восемьсот девяносто девятого года «Смит против Крукса».