Ночь самой дорогой любви - Лиза Бетт

Пробормотав что-то про необходимость наведаться в отдел кадров за документами, покинула кабинет. Нда. Идея оказалась не такой блестящей, как мне сначала показалось. Я и забыла, как он опасен. И как притягателен, когда не издевается, а …

Так. Стоп. Пора прекратить развешивать слюни. Завтра летим во Францию. А потом попробую перевестись в другой отдел. Главное соблюдать дистанцию. Главное. Соблюдать.

Все как-то усложнилось…

Я завязывал галстук, стоя в номере французского отеля, и вспоминал разговор с Ликой двухнедельной давности.

В тот день утром я надеялся, что к исходу дня моя жизнь изменится, правда надеялся, что это произойдет после разговора с отцом… Ну что сказать, изменилась. Лика меня тогда бросила. Если это можно так назвать. Мы ведь официально не встречались. Она по-своему была права. Я действительно думал рядом с ней только об одном. И никак не о длительных отношениях. Но когда появился тот урод, мне показалось, что он посягнул на моё. И мне сорвало планку. Но после того, когда она увела своего дружка из пункта скорой, я взбесился еще больше, и решил действовать всеми доступными мне методами. Хотел отыграться за уязвленную гордость.

Конечно, она взбрыкнула. Я надеялся, что это произойдет раньше. Но вчера, глядя на её ножку на моем стуле, немного растерялся. Не ожидал такого от этой кошечки.

Хорошо, что отец ничего не успел увидеть. А мог бы, зайди чуть раньше. И тогда…

Отец.

Я теперь не знал, как вести себя с ним.

В тот день, когда мать ушла с моим братом, бросив нас с отцом, я возненавидел последнего. Мне казалось, что именно он стал причиной крушения семьи. Позже я узнал о Денисе, нашем водителе, и его отношениях с матерью. Но не мог простить отца за то, что отпустил двоих близких мне людей. Отец не был против, когда мать выходила со мной на связь по скайпу или по телефону. Не важно, главное не забывала обо мне. Но потом Денис её бросил. Точнее бросил их с моим братом. И у той что-то щелкнуло в мозгу. Не знаю, как конкретно это случилось, но выходить на связь она перестала. А потом я узнал, что мать упекли в клинику для душевнобольных, и что мой брат попал в детдом. Я уговаривал отца забрать его обратно в семью, но тот стоял на своем.

«Это не мой сын, я не собираюсь каждый день видеть перед глазами свидетельство измены твоей матери».

Моя ненависть вспыхнула с прежней силой, и я признаться, пару раз сбегал из дома, но шавки отца всегда меня находили. И приводили обратно. А потом он сказал, что я должен слушать его во всем. В противном случае он прекратит финансирование пребывания матери в лечебнице. И я вынужден был подчиниться.

Ведь он мог это сделать, и тогда куда бы она пошла? Мне тогда исполнилось семнадцать, и я уже работал на отца. Так и началась история про Макса-марионетку. Позже я надеялся, что начав зарабатывать сам, избавлюсь от гнета отцовского воспитания, смогу сам оплачивать её пребывание там, но мать исчезла. Детективы, нанятые мной, друзья фейсеры, никто не мог помочь отыскать иголку в стоге сена. Даже брат, с которым я позже поддерживал связь, не знал, куда отец упек её. И я продолжал выполнять его приказы, в обмен на краткие бессмысленные разговоры по телефону с самой главной женщиной в моей жизни, лишь для того, чтобы услышать её голос.

А отец пользовался этим. Но две недели назад мне сообщили, что нашли её на юге Америки, в небольшом городке, в клинике. Туда она поступила недавно. Около месяца назад её там еще не было.

Так что теперь отцу нечем было меня шантажировать. Я сказал ему, что знаю, где она, но он лишь устало улыбнулся в ответ. И рассказал о своей болезни…

У отца рак четвертой стадии. Он был на лечении в Израиле. Курс препаратов и облучений должны замедлить прогрессирующую болезнь. Но не убить её. Как странно да? Еще пару месяцев назад я мечтал послать его ко всем чертям, но не теперь…

Не после того, как отец рассказал о своей болезни.

В общем, замкнутый круг.

В дверь постучали, и я, последний раз глянув на себя в зеркало, направился к выходу.

— Решил, что ты не против пропустить по стаканчику, пока ждем.

Просто невероятно, как отец постарел за эти полтора месяца отсутствия. И похудел. Сейчас он лишь отдаленно напоминал того броского высокого брюнета, коим был сколько я себя помню. Болезнь не щадит никого.

Мы спустились в ресторан, но заняли места у бара.

Как только перед нами возникли наши напитки, отец начал без предисловий.

— Максим. Завтра, по прилету домой, я передам тебе все необходимые документы, и после подписания ты займешь мой пост и будешь управлять «Глобал инд.», как это и было задумано ранее. А я отправлюсь на заслуженный отдых.

Блядь. Ну я же знал, что когда-нибудь этот день насупит. Но не думал, что так быстро. Я откажусь. Должен отказаться. Но слова застряли в горле, из-за образовавшегося комка. Он умирает. Человек, которого я полжизни ненавидел. Который говорил мне, что делать, учил управлять миллионными пакетами акций, налаживать связи с иностранными партнерами, удерживать фирму на плаву даже в условиях кризиса. Лишь благодаря ему я знал об этом все. Может, это и есть та самая возможность перебирать движок, или кидать мяч, или что там я еще говорил, учат делать сыновей нормальные отцы…

Он все же был рядом. Но в своей неповторимой манере тирана-деспота. Учил меня жизни. И говорил, что скажу ему спасибо за это.

Я сделал большой глоток и поморщился, затем еще один. Может это поможет смыть горечь и унять боль в сердце от осознания того факта, что он был прав.

— Спасибо тебе, — удалось произнесли лишь когда я прокашлялся.

Он вскинул голову и, смиренно опустив взгляд, робко кивнул. И все.

А потом его рука легла на мое плечо и сдавила. В знак поддержки. И Благодарности.

Не знаю, как оказался в его объятиях. Помню лишь жжение в груди и сильные руки, на краткий миг прижавшие меня к нему. И все закончилось. Он отступил, прокашлявшись. И сказал, что пора привести переводчицу, потому, что скоро придут французы.

Я обрадовался возможности побыть одному хотя бы несколько минут, пока иду за Ликой. А отец занял столик, ожидая начала переговоров.

Она открыла почти сразу. Запах ванили сейчас был ярче обычного и оттого еще желаннее. Иссиня-черное платье идеально сидело на ней, и я в сотый раз убедился, какая она красавица. Мятежное выражение лица колыхнуло воспоминание о моих издевательствах, но сейчас не до этого. Ни когда она мне так нужна.

Я заграбастал тонкую талию и прижался к любимым губам. Лика попыталась оттолкнуть меня, но нежность, которую я вложил в простое прикосновение, заставила малышку замереть. А потом робко ответить на мою мольбу сдаться без боя. Я знал, что время на исходе. Что мы должны идти. Но не спешил разжимать руки, кончиками пальцев ощущая жар, исходящий от шелковой кожи, через тонкую ткань платья. Отстранившись, прижался лбом к её лбу и прикрыл глаза.