Истории психотерапии - Алексей Сергеевич Вилков

в больнице не закрыли реанимацию. Оставшись без клинического материала, Капустин покинул альма матер по окончании учебного сезона, обосновавшись в уездной лечебнице на окраине области, где непостижимым образом занялся прежними сумасбродными, но почему-то научно одобренными исследованиями. Записка и обвинения не повлияли на популярность Сметанина.

– Я так часто была слепа, – призналась Марфа, выдергивая волосы, – и не извлекала уроков и повторялась, и повторялась – моя фишка. И я не сию секунду поняла это, мистер умник! Я понимала все давным-давно, но не меняла курс. Это тоже невроз?

– В какой-то степени, – с сомнением ответил Борис. – Большинство здоровых людей склонны поступать одинаково. Скорее, это привычка, сценарий, есть много объяснений в литературе. И, кстати, я не мистер умник.

– А кто тогда?

– Обычный врач-психотерапевт.

– Вы себя недооцениваете, Борис Иванович! Как и я себя! Эх, а сколько я натворила кутерьмы с мужчинами?! Как над ними издевалась?! – вопрошала в пустоту Марфа. – Но издевалась-то над собой. Как я была слепа! Я сразу срывалась, огрызалась, показывала спесь и доводила их до горячки. Сообразительные экземпляры обходили меня за километр, даже не поворачиваясь в мою сторону, а примитивы пытались переделать под себя. Какой маразм! И я тоже воспитывала их! Мы, в сущности, как дети. Незрелые создания с вытаращенными глазами. Мы заворожено познаем мир и падки на бесплатный сыр в мышеловке.

– Но у вас ведь были и счастливые отношения? Или хотя бы периоды, когда с кем-то было комфортно.

– Если так рассуждать, то да. Пару минут, после акта любви, если мужчина, конечно, не скорострел, и умел доставить наслаждение. А затем сразу возникало желание ударить его в причинное место.

– Без стимула, без основательной причины? – усомнился Борис. – Обычно есть пусковой триггер, за которым следует реакция.

– Я как дрель. Убиваю одним касанием. – Марфа злобно рассмеялась, прикрывая ладонью рот. Ее пальцы дрожали, а грудь вздымалась вверх, застывая на пике. – Что-то мне душно. Жар! Тело горит. Вот так бывает, когда кое-что понимаешь. У вас есть градусник?

– Нет, – ответил Борис, соображая, как правильнее поступить: позволить ей раскрываться дальше, или подвести итог рефлексии, чтобы она ассимилировала озвученные идеи.

– Остыну на улице, – чванливо произнесла Марфа, кусая губы. – У вас и кондиционера нет? Плохо! Экономите что ли? Махинаторы. Напишу главврачу, что в больнице не хватает элементарных вещей. Везде есть кондиционеры. Даже в самых убогих поликлиниках.

Борис усомнился, но не подал виду.

– Напишите! Он читает жалобы и предложения. Кондиционер не помешал бы. Летом жарко, а зимой холодно, особенно когда перебои с отоплением. Раньше смекалистые врачи приносили электрические батареи, пока противопожарная инспекция не выписала им штрафы.

– И вы пострадали?

– Я одевался теплее и пил горячий кофе. Так кое-как продержался.

– Вы проще переносите сложности, – констатировала Марфа. – Мне бы ваши навыки! Я сразу теряю самообладание. От спокойствия до детонации мелькает несколько секунд, и я не улавливаю переключение. Вы читали мою историю болезни?

– Да, конечно, – сказал Борис, готовясь ответить на каверзные вопросы. – Я всегда заранее знакомлюсь с картами направленных пациентов.

Некоторые особо упрямые индивиды пытались добиться расшифровки диагноза или просили предоставить анамнез. Их жизненный путь, написанный психиатром с клинической точки зрения, воспринимался неоднозначно. Пациенты указывали на неточности и уличали в подмене фактов, а интерес к документации возникал в тандеме с обострением состояния. Большинство наплевательски относилось к докторской писанине, причем не существовало связи между тяжестью диагноза и критическими способностями. Пусть пишут, что угодно, ведь какая в сущности разница? Перепады их состояния не уложить в рамки абзацев, ведь они непомерно грандиозно устроены, чтобы уместиться в лист А4.

– Так вот, – продолжила Марфа. – Вы наверняка знаете о моих попытках наложить на себя руки? По-вашему, я делала это осознанно?

– Не буду однозначно выделять основную причину. Скорее всего, вы находились в состоянии аффекта.

– Что это значит?

– Когда эмоции затмевают рассудок. Но что происходило тогда, уже не имеет значения. Я бы не занимался анализом тех событий. Главное, что вы смогли выжить, и сейчас мы укрепляем вашу личность, чтобы вы легче переносили трудности, не поддавались унынию, более радужно смотрели вокруг и особенно на себя.

– Ах, вот чем мы тут занимаемся! – эпатажно выпалила Марфа.

– Кажется, я повторяюсь.

– Я не хотела вас обидеть. Наоборот, очень признательна за то, что вы не отказались от меня и заметили потенциал. Не знаю, как вам удалось, но я стала чуток сильнее, но пока не привыкла к этому состоянию. Вернемся к теме моего суицида?

Борис покорно кивнул.

– По-вашему я способна повторить этот поступок? Или уже застрахована? Меня гложет вопрос, почему люди совершают самоубийство? Это сила или слабость? Верное решение, или прыжок в бездну? Но самоубийцы попадают в ад – тяжкий грех. Кажется, я становлюсь очень религиозной!

– Существуют конкретные причины для суицида. Человек пытается покончить с собой под гнетом тяжелой депрессии, причем тогда он даже не отвечает за свои действия, либо поддается мощному импульсу, находясь в галлюцинаторном психозе. А иногда суицидальная попытка предельно демонстративна, чтобы показать страдания, чтобы несчастного обязательно спасли, простили и одарили сочувствием.

– А почему я хотела себя убить?

– Вы были доведены до отчаяния. Плюс прогремел заряд импульсивности – это качество действительно повлияло, и я слукавлю, если не укажу на него отдельно.

– Похоже, что так, – уверилась Марфа. – Каждая причина на сотую долю подходит. Но я видела в этом акт возмездия, чтобы отправиться в иное измерение по глупости или от передоза.

– Вы употребляли наркотики? – спросил Борис без ноты удивления.

– Баловалась с прежним любовником. Когда он исчез, я накатила тройной удар, чтобы откинуться с кайфом, но что-то не рассчитала. Меня откачали. Я не приобрела зависимость, хотя предпосылки были. Тот дружок так и закончил свой путь как все наркоманы, а я спаслась. Получила шанс, чтобы вновь его упустить.

– Вы вырываете счастливый билет, находясь на волоске. Разве нет? Это потрясающее везение!

– Прикажете дальше испытывать судьбу?

– Достаточно. Теперь вы умеете беречь то, что есть, – внушительным тоном произнес Борис, черкнув на планшете пометку.

– Красиво звучит: беречь то, что есть! Уговорили! Я уже нагулялась и устала от амурных боев. Хочу стать самодостаточной, чтобы ни от кого не зависеть, чтобы быть королевой своей судьбы и не бросаться на кого попало, уметь отказывать и уметь давать, когда мне этого хочется, а не когда надо или из жалости.

– У вас уже получается. Ваша жизненная энергия теперь направлена на самообладание и развитие, – убеждал Борис, зная, что ей предстоит тернистый путь, где обязательно будут срывы, но это плата за перемены.

Под воздействием психотерапии Марфа приходила к