Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

– Моими устами говорит разум. А ты, нахальный Ледяной Клинок, много о себе думаешь. – Янгред подмигнул лично ей, а потом поклонился всем остальным. – Доброй ночи, эриго. Не засиживайтесь. Нужно отсыпаться, пока есть возможность, а не развлекаться.

Нестройный хор бодрых голосов был ему ответом. Инельхалль вздохнула.

– Не засиживайся и ты, Зверёныш. – Её тон стал тише, мягче. – Я помню, как ты любил болтать ночь напролёт. Но… мне нравится, что ты опять улыбаешься.

«Зверёныш». И обнажённое или обнажающее «ты». Хельмо захотелось отчего-то оказаться подальше. Янгред пристально глянул на девушку, лицо его вдруг застыло.

– Были бы поводы, хоть вполовину похожие на твой…

– Найди, – отозвалась она. – И… пусть беда обойдёт тебя стороной в этих краях.

Вокруг них будто застыло время. Но наконец Янгред отвернулся – первым.

– Как и тебя, мой Ледяной Клинок. Доброй ночи.

– Доброй ночи. Доброй ночи и вам, солнечный воевода.

Уходя, Хельмо чувствовал её взгляд, но ничего не решался говорить.

Они вернулись туда, где сидели или уже дремали лишь мужчины и где еле теплились огоньки костров. Единственными слышными здесь звуками были журчание реки, стрекот кузнечиков и фырканье лошадей. Но смех девушек всё ещё, казалось, звенел в ушах.

– Понравились? – нетерпеливо полюбопытствовал Янгред. – У меня к ним особая нежность. Покойная тётка моей матери когда-то ими командовала!

Он преодолел некую печаль, окутавшую его после прощания с Инельхалль, и вернулся в прежнее бесовское настроение. Хельмо укоризненно, даже сердито посмотрел ему в лицо, тоже пытаясь прийти в себя, но от другого.

– Вы ведь понимаете, что так было нельзя? Я не был готов к…

– К тому, что они вами восхищены? Что им понравится ваш обычай? Что… – Янгред вынул что-то у Хельмо из волос. Это оказалась фиалка, дар кого-то из благословляемых, – они не будут прятать глаз, так же, как не прячутся от врага? Ваш трофей, прошу.

Он протянул цветок Хельмо, и тот, помедлив, взял его, вздохнул и опять потёр щеку, пытаясь согнать краску. Янгред наблюдал за этим с удовлетворением, не видя за собой никакого прегрешения. Поколебавшись и решив подождать с новыми упрёками, Хельмо осторожно спросил то, что почти с самого начала рвалось с языка:

– Они что же, правда хорошие воины? Они ведут себя скорее как…

Он осёкся. Продолжить нужно было так, чтобы это не прозвучало оскорблением. Подобрать достаточно сдержанное слово, вместе с тем ёмко описывающее…

– Как женщины публичных домов, – подсказал Янгред. – Это вы имеете в виду?

Хельмо пошёл вперёд, кивнуть он не решился. Янгред догнал его и опять усмехнулся.

– Вижу: это. И да, они отличные воины, именно так. Эриго значит «боевые подруги». Женский легион сражается так же, как мужские. Но, кстати, иногда делает… то, о чём вы, вероятно, подумали. Не за деньги, если мы не берём в расчет обычное жалование и трофеи. И никак не против воли, любовников они выбирают сами. Попробуй сунься без согласия, за это они вправе тебя убить. Это очень древний элемент в устройстве нашей армии.

Хельмо резко остановился. Янгред продолжал непринуждённо улыбаться.

– Знаю, звучит слегка необычно. Не все иноземцы понимают.

– Зачем вам такое? – с омерзением выпалил Хельмо и обернулся. Из-за елового полога уже не доносилось голосов. – Они что, обязаны вас ублажать и… – Он запнулся.

– Повторяю: нет. Это их выбор, и, между прочим, непросто заслужить их благосклонность, – ровно сказал Янгред. – Сами они, кстати, считают, что это неплохая участь для… – он помедлил, – таких. И требуют участия в каждом походе.

– Каких? – хмуро уточнил Хельмо. – Что с ними не так?

Янгред пожал плечами.

– Они бесплодны. Этого у нас достаточно, чтобы разорвать брак, и многие мужчины этим пользуются, отказываясь от жён. Так что у боевых подруг нет семей. Точнее, легион и есть в каком-то роде семья. Хотя, скорее, небольшой рыцарский орден.

– Вместо семьи женщина идёт в армию?

– Только если хочет. Но многие идут. Кто воином, кто монахиней…

– Это же какая-то дикость!

– Дикость, – повторил Янгред, осклабившись. – Дикость, Хельмо, – то, что наши солдаты, приходя в чужие земли, никого не насилуют, и за этим эриго следят особо? Дикость, что несмотря на чревомертвие, женщина может добиться чего-то и прославиться? Что, если от тебя отвернулся ублюдок-супруг, если он опозорил тебя, ты остаёшься кому-то нужной? – Он осёкся, хотел что-то добавить, но передумал.

В доводах был смысл. И всё же Хельмо упрямо закусил губу.

– Целый легион! Я-то думал, это слухи! Мне не понять, у нас разводы разрешены только знати. О боже… нет, у нас совсем иное отношение к женщине!

Они уже стояли у берега и видели в реке свои отражения. Хельмо бросил цветок в воду, по поверхности побежали круги. На Янгреда он предпочитал пока не смотреть, но почему-то не сомневался, что тот невозмутим.

– Успокойтесь, я прошу. И не выдумывайте ужасов, эриго – не кучка приотрядных шлюх, упаси Семейство. Ничего такого, более того, их присутствие – скорее сдерживающее явление, нежели наоборот: мужчины ведут себя намного приличнее. И, думаю, вы ещё убедитесь: мы любим и бережём наших эриго даже больше, чем наши знамёна. Как и наших э́ллинг – тех глухо одетых женщин, что стирают, готовят и врачуют раны.

– Они тоже… – Вспомнив безмолвных девушек в красном, Хельмо в ужасе развернулся к нему. – Вы вообще слышали о воздержании? Да сколько вам надо женщин…

– Нет, – рассмеялся Янгред. – В смысле, слышали, конечно, и побольше вашего, но я не о том. Эллинг – алые монахини, а монахини вне плотских дел. Но вообще-то я удивлён, что вы так всё восприняли. Разве в армии Острары нет женщин-воинов? Мне казалось, они много где есть. Я встречал их и в Ойге, и на флотах морских разбойников…

Хельмо медлил с ответом, провожая глазами уплывающую фиалку. У него не было воспоминаний о матери, которые могли бы проснуться от праздного вопроса, не было и вплетённой в воспоминания боли. Но то ли темнота ночи, то ли близость стен – этих стен, то ли осознание того, что любая из прелестных воительниц завтра может умереть, – что-то заставило его проглотить ненужный кусок правды. Пустое. Янгред слишком потешается, чтобы с ним откровенничать. Да и надо ли вгонять его и себя в пустую тоску?

– При прежних государях многие полки были смешанными. – Сухо объяснив это, Хельмо с усилием поднял голову. – Но женщины на время службы давали обет чистоты и были неприкосновенны, покусившегося ждала…