Союз Аустерлица - Августин Ангелов

я понял из застольных бесед, в Здешовской долине имелись даже пруды для разведения форели!

За длинным столом царила атмосфера непринужденности и легкого веселья. Скрипки, весело звучащие в умелых руках приглашенных музыкантов, напоминали мне о простых радостях жизни, о том, как легко можно забыть о военных тревогах, находясь среди доброжелательно настроенных людей за изобильным столом. Но, в глубине души я ощущал тяжесть происходящего. Вокруг меня сидели все-таки заговорщики, которые праздновали здесь то, что только что им удалось умертвить императора Австрии Франца Габсбурга-Лотарингского. И, следовательно, я теперь находился в компании самых настоящих цареубийц, причем, не исполнителей, а именно организаторов этого цареубийства. Так что каждый кусок пищи, который я проглатывал на этом обеде, напоминал мне о сложной политической игре, в которую я оказался втянутым силой обстоятельств.

После обеда, когда шум голосов стал затихать, и бароны начали расходиться, я ощутил, как на меня накатывает волна ответственности. Кутузов ждал моего письма, а эрцгерцог Фердинанд и граф Йозеф настаивали, чтобы я сделал это немедленно. Я понимал, что от этого письма зависело не только мое будущее, но и судьба многих людей, чьи жизни были уже переплетены во всей этой сложной паутине политических интриг и военных страстей.

— Но, господа, как же я смогу отправить это письмо? С того дня, когда состоялась битва при Аустерлице, где французская пуля попала мне в голову, я более не имел возможности восстановить связь с Михаилом Илларионовичем. И я даже не знаю, где именно он находится сейчас. А если нету адреса, то как же письмо сможет добраться до адресата? К тому же, нужно быть очень осторожными с подобным письмом, ведь его содержание весьма секретное. И, если оно попадет в руки к недоброжелателям, то у меня в дальнейшем могут возникнуть большие неприятности в России. Есть ли у вас способы вручить письмо Кутузову лично? — поинтересовался я прежде, чем начинать писать его.

— Не беспокойтесь, князь. Мы зашифруем сообщение, и мои почтовые голуби доставят его в Будапешт к моим верным людям, которые держат там голубятню. А в столице Венгрии письмо расшифруют и перепишут. После этого письмо вышлют с надежными курьерами на быстрых лошадях в сторону России. Там эти курьеры найдут Кутузова и вручат ему послание лично в руки. Да еще и дождутся ответа от него. И потом ответ доставят нам сюда подобным же образом, будьте уверены, — развеял мои сомнения граф.

После этого граф Йозеф и эрцгерцог Фердинанд вышли из зала вместе со мной и провели меня в просторный кабинет, где на огромном письменном столе из красного дерева находились все необходимые письменные принадлежности. Усевшись в тяжелое высокое кресло, обтянутое коричневой кожей, я начал писать, но слова не шли. Вместо этого в голове всплывали образы: лица солдат, которые, возможно, завтра будут снова сражаться; матери, которые где-то в избах ждут своих сыновей; и те беженцы, кто потерял все в этой жестокой войне с Наполеоном. Я вспомнил и об Иржине, и о том, что эта женщина для меня значила. Я волновался за нее, не зная пока даже о том, где же молодая вдова остановилась в Здешове, и как ее приняли. Я надеялся лишь на то, что Степан Коротаев, возглавляющий охрану баронессы, никому не позволит обидеть ее и других женщин, приехавших в Здешов вместе с Иржиной. Ведь среди них находилась и Маришка, молодая и симпатичная служанка баронессы, в которую Степан был влюблен.

Собравшись с мыслями, я вертел в руках остро отточенное гусиное перо. Разумеется, в своей прошлой жизни в двадцать первом веке я никогда не писал ничем подобным, да еще и чернилами, в которые это перо приходилось постоянно обмакивать. Но, рука князя Андрея владела этим искусством великолепно. Мой ум, однако, был не в состоянии сосредоточиться на важности момента. Взгляд мой бродил по комнате, останавливаясь на лицах эрцгерцога и графа, сидящих в креслах напротив, и я заметил, как они переглядывались, полные тревоги и ожидания, когда же я уже начну писать хоть что-нибудь.

Оба лидера заговорщиков считали это мое письмо очень важным аргументом в опасной политической игре, затеянной ими. И потому эрцгерцог Фердинанд и граф Йозеф настаивали, чтобы я писал немедленно. А я, разумеется, понимал, что от этого письма зависит не только моя судьба, но и судьбы многих людей, запутавшихся уже в этом серьезнейшем конфликте политических интересов, каким являлся весь этот заговор баронов Моравии против правящей династии Австрии. Я знал, что уже не выкручусь из этой ситуации, и что написание этого письма сделалось для меня долгом, который надлежит выполнить. Потому я обмакнул перо в чернильницу и, погрузившись в размышления, стал писать на листе толстой гербовой бумаги.

«Дорогой Михаил Илларионович», — начал я, думая в этот момент о всей серьезности ситуации, в которой оказался. Я не знал, как все это воспримет Кутузов. Тем не менее, я описывал текущее положение дел и опасности, которые подстерегали нас в походе от самого замка Гельф. Не забыл упомянуть и о подвигах, совершенных гвардейцами-семеновцами, как рядовыми солдатами, так и унтер-офицерами. Отдельно отметил героизм Дорохова. И только после этого перешел к политической сути письма, поведав о мятеже, затеянном местной аристократией ради возрождения Великой Моравии. Я просил помощи и убеждал Кутузова в необходимости единства в наших действиях с этими мятежниками, поскольку император Франц предал Австрию и теперь мертв, а заговорщики желают продолжать войну против Наполеона вместе с русскими до победы над французами и присоединить Великую Моравию к Российской Империи.

Глава 15

Написание письма затянулось так, что граф и эрцгерцог не выдержали ожидания и куда-то ушли, оставив меня одного. И, когда я все-таки закончил писать, снаружи уже начало смеркаться. Я взглянул в высокое узкое стрельчатое окно, за которым темные силуэты гор, обрамляющих долину, на фоне заката создавали ощущение уединения и покоя. Тогда я перечитал все, что написал. И мне показалось, что в каждом предложении этого письма к Кутузову сквозила тревога за мою собственную судьбу. Внезапно я почувствовал, как на сердце легла тяжесть, и, отложив перо, решил, что прежде, чем продолжить общаться с кем-либо, мне нужно выйти на воздух.

Из кабинета высокая застекленная дверь в стрельчатой нише выводила на балкон. И, распахнув ее, я оказался на высоте одного из верхних этажей башни донжона. Холодный зимний воздух обнял меня, и я подошел к каменной балюстраде, огораживающей балкон по периметру. Пейзаж меня впечатлил. Я смотрел на заснеженный