Золотые врата - Андрей Николаев

Следователя бросило на спинку стула, лицо его исказилось, побагровело, будто огромное давление распирало череп изнутри, грозя взорвать голову, лопнуть, подобно телу глубоководной рыбы, внезапно поднятой к поверхности.

Опомнившись, Лада отвела взгляд, стараясь сбросить заряд ненависти, растворить, выплеснуть на что-то неодушевленное. Подпрыгнул и лопнул граненый графин на столе, следователь, чертыхаясь, бросился стряхивать воду, отодвигая бумаги в сторону.

– Дежурный, – срывающимся голосом закричал он, – конвой сюда, быстро.

Через несколько минут в кабинете появился конвоир.

– Арестованную в камеру, в одиночку, – стараясь не смотреть на девушку, скомандовал он.

– Извините, гражданин…

– Завтра извиняться будешь, – прошипел он, поднимая на нее бегающий взгляд, – завтра мы с тобой по-другому поговорим. Увести.

– Н-да, любопытный экземпляр, – комиссар госбезопасности третьего ранга задернул шторку, закрывающую длинную горизонтальную прорезь в стене.

– А я что вам говорил, – Николай Андреевич Смирнов, в светлом костюме и галстуком на белоснежной рубашке, отошел от стены и присел в кресло, – какие вам еще тесты нужны?

– Пожалуй, что никаких. Можно отправлять. Хотя, я бы все-таки денек повременил – сломать ее, по-моему, не так уж и сложно, а тогда даже Новую Землю она восприняла бы, как землю обетованную, – он рассмеялся, довольный каламбуром. – Кажется, следователь ее основательно напугал.

– Этот неврастеник? – Смирнов пожал плечами, – он не напугал ее, а заставил разозлиться, только и всего. Не советую доводить ее до крайности. И уж никак не при помощи этого идиота.

– Зачем вы так. Старательный работник, может, немного увлекающийся. Такие кадры мы ценим.

– Кадры решают все, – задумчиво проговорил Смирнов, поднимаясь, – и все же, не медлите. Завтра же этапируйте Белозерскую в лагерь. Или моих полномочий для вас недостаточно?

– Вполне достаточно. Что вы, в самом деле, Николай Андреевич.

– Вот и хорошо. Желаю здравствовать, – Смирнов пожал комиссару руку, подхватил со стола шляпу и плащ и вышел из комнаты.

Комиссар тяжело посмотрел ему вслед, снял телефонную трубку, набрал номер.

– Алло, да, я. Где там у нас человечек из Управления Лагерей? Ага, давай-ка его ко мне, – он опустил трубку на рычаг. – Вот так, дорогой Николай Андреевич. Полномочия – полномочиями, а свой глаз на месте не помешает.

Бирюков привычно предъявил пропуск на выходе, козырнул дежурному. Тяжелая дверь неохотно выпустила его на улицу. Вечерело, начинался дождь. Он поправил фуражку, прикидывая, как лучше сделать: остановить таксомотор, или поехать на метро? Взглянул на часы – время было вдоволь, раньше девяти вечера Людмила не ждет. А и подождет немного – ничего страшного. «Зайду-ка я в Елисеевский, вот что», – решил он.

Редкие автомобили катили по площади Дзержинского, оставляя за собой водяную пыль. Он пропустил легковушку и наискосок побежал через площадь в сторону Кузнецкого моста. Бирюков был уже рядом с Пушечной, когда с Большой Лубянки вырвался грузовик. Едва успев отскочить в сторону, он матюгнулся и погрозил вслед кулаком. Обернувшись, он еще успел увидеть бьющий в лицо свет фар, успел поднять руки, но крик его уже был не слышен в визге тормозов.

Перед глазами встало лицо Лады Белозерской, ее страшный взгляд, который чуть не убил его.

Капот трехтонного «ЗИСа» ударил его в грудь, повалил под колеса. Грузовик подпрыгнул, переваливаясь колесами через изломанное тело, задние колеса наехали на смятую грудную клетку, медленно перекатились… Грузовик встал, из дверцы выпрыгнул белый, как простыня шофер. Придерживаясь за кузов, он подошел к сбитому человеку, вгляделся, сорвал с головы кепку, скомкал ее и сунул ее в рот, пытаясь сдержать крик при виде смятого тела в форме офицера госбезопасности.

– Вот рапорт, товарищ майор, – Кривокрасов положил на стол листок бумаги, чуть отступил и, щелкнув каблуками, приложил руку к фуражке, – разрешите идти?

– Нет, не разрешаю, – майор отодвинул рапорт на край стола, достал из папки листок и протянул его Михаилу, – вот, читай.

«Приказ по третьему отделу НКГБ СССР. Сержанта Государственной безопасности Кривокрасова Н.Т…» Дочитав приказ до конца, Михаил молча положил его на стол.

Майор Кучеревский тяжело поднялся из-за стола, сцепил руки за спиной и подошел к окну.

– Я сделал все, что мог, – глухо сказал он, и повторил, – все, что мог. Ты знаешь, людей у нас не хватает, поэтому я…, – он махнул рукой, – что теперь говорить.

– Что же меня, в ГУЛАГ переводят? – глядя в сторону, спросил Кривокрасов.

– Единственно, чего я смог добиться, это то, что ты будешь продолжать числиться за нашим ведомством. Так, что перевод – простая формальность. Считай это командировкой. Ответственным заданием, если хочешь. Сутки на сборы. Завтра отбываешь. С Ярославского вокзала, купейный вагон.

– Разрешите идти? – сухо спросил Михаил.

– Постой, – поморщился Кучеревский, – ты едешь не просто сопровождающим. Не знаю, уж кто такая эта Белозерская, но приказано глаз с нее не спускать, понял? Охранять день и ночь. И в дороге и, по возможности, в лагере. С вами едет старший инспектор Шамшулов, он из Управления Лагерей. Вот и будете вместе с ним во взаимодействии, так сказать, конвоировать эту девицу. В лагере будешь подчиняться только коменданту лейтенанту ГБ Назарову.

Кучеревский подошел к Кривокрасову, подал руку.

– Надеюсь, ты там не задержишься, Михаил. Желаю удачи. Да, Скокова прооперировали, врачи говорят – будет жить. Ну, все, бывай, Миша.

Кривокрасов пожал протянутую ладонь, четко повернулся кругом и вышел из кабинета. Обида за необоснованный перевод, который он считал наказанием за некачественно проведенное задержание Белозерской, душила его. «Покатился по наклонной, – подумал он, – МУР, потом Третий отдел, а теперь – ГУЛАГ. Дальше только самому за решеткой очутиться».

Москва – Архангельск

Шамшулов спустил с верхней полки босые ноги с болтающимися завязками кальсон, пошевелил пальцами.

– Эй, граждане, вставать пора, – он спрыгнул в проход, потянулся, – эх, нигде так не спится, как в поезде. Если, конечно, душа чиста. Так, гражданка Белозерская?

Лада натянула одеяло до шеи, отвернулась к стене.

– Ха, а у вас вид того. Синяки вон, под глазами. Не спалось?

– Отстань от нее, – Кривокрасов отбросил одеяло, сел на полке, – где мы едем? – он отодвинул занавесу на окне.

За стеклом мелькали темно-зеленые ели и сосны, изредка голые березы и осины прореживали густой лес, подступивший вплотную к железнодорожным путям.

– К Вологде подъезжаем, – сообщил Шамшулов, натягивая гимнастерку. Он забрал с вешалки полотенце, кинул его на плечо, влез в сапоги, – так, я умываться. Чтобы к приходу все встали.