Портрет Алтовити - Ирина Муравьева

Катя не сошла бы с ума от горя.

Вот как он – там, в Москве, – должен сейчас чувствовать.

Как он чувствует на самом деле, она не знала.

* * *

…В последнее время ей часто снилось одно и то же: она бежит по длинному коридору, чувствуя, что ее вот-вот догонят, но когда, устав от бега, останавливается наконец и оборачивается, то видит, что там никого нет, кроме нее самой, бегущей по коридору.

* * *

Завтра с утра нужно будет получить билеты на себя и Сашу. Виза готова. В телефонном разговоре – она будет звонить ему после шести – сообщить, что Саша с ней и они прилетают.

Он обещал снять им квартиру. Денег хватит.

Чек Груберта выручил ее. Иначе – пока учебник не вышел – было бы трудно. Без денег Элизе все равно не отдал бы ей Сашу.

Встречаться с Грубертом до отъезда не нужно, нет-нет, ни за что.

Ничего не получилось. И не получится.

Вчера, когда он ушел, она это поняла.

* * *

…В день Катиных похорон – стоя рядом с Ричардом и держа его под руку – она думала только об одном: дождаться, пока все кончится, вернуться домой и открыть газ.

Один за другим Катины друзья подцепляли лопатой комья черно-красной земли, и земля со стуком падала на ящик с ее мертвым ребенком.

Через полгода Ричард умер от рака, который определили как следствие тяжелого нервного потрясения.

Она похоронила его рядом с Катей и сама словно бы окаменела.

У нее наступила бессонница, врач выписал таблетки, которые она начала принимать. Таблетки сначала не действовали, потом помогли, и она проспала восемнадцать часов подряд.

Элизе спросил, хочет ли она, чтобы он подкинул ей Сашу, его некуда деть, самому Элизе нужно отлучиться из города. Она согласилась, боясь, что и Саша ей не поможет.

Но жестами, мимикой, смехом Саша оказался точной копией маленькой Кати, даже спал так, как она, складывая ладони вместе под левой щекой.

Когда Элизе приехал забирать его, она спросила, когда можно будет опять увидеть ребенка. Что-то такое было в ее голосе, от чего Элизе быстро попросил у нее взаймы тысячу долларов.

Она без разговоров выписала чек и к концу недели получила Сашу на целых десять дней.

В издательстве хозяйничал партнер, заказы подходили к концу.

Саша вытаскивал ее. Ночью она прислушивалась к его дыханию, и ей казалось, что Катя находится здесь же, в комнате.

По утрам они с Сашей гуляли в Центральном парке. Со времени Катиного детства Центральный парк почти не изменился, и, когда Саша карабкался на ту же горку, с которой семнадцать лет назад – растопырив руки и хохоча – съезжала Катя, Еве начинало казаться, что ничего не исчезло, никто не умер, и розы на круглой клумбе настолько похожи на те, которые цвели здесь семнадцать лет назад, что она узнавала отдельно каждую розу.

* * *

…Когда он вдруг позвонил из Москвы и она услышала этот глубокий, хорошо поставленный актерский голос, слова, которые вырвались в ответ, вырвались против ее воли.

Она хотела сказать, чтобы он забыл о том, что она существует, хотела сказать, что, если бы не он, не эта их никому не нужная, подлая любовь, Катя была бы жива, – но вместо этого разрыдалась и начала лепетать в трубку бессмысленные нежности.

Они проговорили не больше пяти-шести минут, но, когда раздались гудки, она почувствовала себя деревом, на котором неожиданно лопнули все почки.

Свет жег ей глаза, хотя на улице шел дождь и на окнах были шторы. Проведя рукой по лицу, она обнаружила, что плачет, и тут же в зеркале увидела себя смеющейся.

На следующий день она проснулась с мыслью, что никогда не позвонит в Москву, и запретила себе думать о нем. Но в десять, вспомнив, что по московскому времени ни жены его, ни дочери не должно быть дома, набрала знакомый номер.

* * *

Так все это началось заново, словно ни Катина смерть, ни Ричард, ни маленький Саша – ничто не было ей уроком.

* * *

Самолет компании «British Airways», на борту которого находилась миссис Эвелина Мин, покинул аэропорт Кеннеди с опозданием, задержавшись с вылетом на сорок минут.

Когда он наконец оторвался от земли, доктору Саймону Груберту закончили делать операцию на открытом сердце.

Его сын Майкл ждал результата, находясь тут же, в помещении госпиталя.

Николь крепко держала его за руку.

Пол Роджерс неустанно звонил по всем телефонам, пытаясь выяснить, где она и что с ней, но мобильный Николь просто-напросто отключила, а из квартиры, которую Роджерс снимал для нее в Филадельфии, собрав все свои вещи, съехала еще вчера. Неожиданная болезнь, настигшая доктора Груберта, нарушала все планы, и глядя на бледное, с желтизной под глазами лицо Майкла, Николь чувствовала, что сейчас вся ответственность за их положение ложится на ее плечи.

Где-то нужно было жить, то есть снимать номер в гостинице, но были ли у Майкла деньги, она не знала, а пользоваться кредитной картой, открытой на ее имя Полом, не хотела.

Тогда уж ему будет проще простого выяснить, где она.

– Можете войти, – сказала медсестра, – на минутку.

* * *

…Доктор Груберт разглядывал людей, стоящих возле его постели.

Постепенно он узнал двоих: отца и мать.

Но рядом с отцом стояла незнакомая женщина, овалом лица и бровями слегка похожая на Майкла.

Сзади за локоть ее поддерживал мужчина, тоже незнакомый и тоже напоминающий Майкла.

Встретив его взгляд, мать и отец тут же замахали руками, словно отгоняя его.

Доктор Груберт хотел спросить, как им удалось войти сюда и кто эти двое, но резкий голос медсестры, устанавливающей капельницу, спугнул всех, кроме матери.

Мать стояла совсем близко, почти прикасалась к кровати, и была в комнате до тех пор, пока не вошел Майкл.

По нежности, охватившей его изнутри, доктор Груберт догадался, что это именно Майкл, и разлепил глаза.

Светло.

– Папа! – сказал Майкл.

Доктор Груберт попытался пожать плечами.

– Чушь какая-то, – сипло пробормотал он, – что это я вдруг?

Сын промолчал.

– Куда они делись, – продолжал доктор Груберт, – в такой сильный дождь?

– Дождь? – переспросил Майкл.

– Не знаю. – Доктор Груберт попытался скосить глаза в сторону света, означающего, что окно находится слева. – Слышишь, шумит?

– Дождя нет, – мягко ответил сын, – сегодня заморозки.

– Заморозки? – вяло отреагировал доктор Груберт. – Весной-то?

– Двадцать девятое декабря сегодня.