Делай, что можешь - Марик Лернер

Она моментально выскочила навстречу, стоило подойти к забору. Не иначе сидела и внимательно смотрела в ожидании. И то, должен был давно вернуться.

– Юрий Владимирович Морозов.

– Кто?

– Директор Соединенного торгово-промышленного банка в нашем городе.

Она все-таки открыла рот, но совсем из других соображений.

– Сколько даст? – жадно спросила.

– Не знаю пока, смотреть надо, но меньше сотни и просить нельзя.

Одобрительно закивала. Он же прежде был убогий, а теперь находит за раз сумму, в пять раз превышающую месячную зарплату работника. После приезда подружки Аросевой (артистка влегкую отдала пять сотен за опухоль, да еще столько же за приведение в приятный вид и всем рассказала об изумительном лекаре, спасшем ей грудь), за один предварительный осмотр отвалившей четвертную и еще полторы сотни за лечение мелкого воспаления по женской части, мать уверовала в его обещания полностью, и отношение стало много уважительнее.

– Ужинать идем, – необычно ласковым тоном позвала.

На столе уже ждал чугунок, и оставалось только выложить содержимое на тарелку.

– Нет, – сказал резко на движение матери, – наливки не надо.

Хватит с меня и утренней дозы. В любовных играх почти все повыветрилось, но добавлять уж точно без надобности. Я и прежде не любил дурманных напитков. Тем более не вижу смысла обмывать постоянно радость, горе, получку или еще какой знаменательный день. Все-таки не настоящий русский.

Все семейство, включая кошку, за минусом отца, неизвестно где снова пропадающего, уставилось на меня. Стеснительностью я сроду не страдал. Вилкой разделил горячую картофелину на половинки и погрузил дымящийся кусок в сметану, которой была полита сельдь. Затем взял кусочек лука и вонзил в него крепкие зубы. Хотя многие здешние продукты были прежде редко встречаемы, вкус оценивал положительно, да и организм отрицательных реакций не давал. Напротив, воспринимал положительно. Особенно если вспомнить, что с утра ничего не ел. Маслины, сыр и хлебцы, которые употребил с коньяком, давно переварились, да и было их немного. Одно слово – закуска, не питание.

С удовольствие набил брюхо, похвалив заалевшую мать. Она не привыкла к благодарности по данному поводу. Сама поскакала за сахаром, чтоб чай из самовара пить. Катя принялась убирать со стола без напоминания. Лишь я сидел, развалясь на стуле в роли большого начальника.

Под хорошее настроение выдал анекдот армейской юности про генерала, у которого есть огромный пес, норовящий всех укусить. А сделать ничего нельзя, все боятся хозяина. Так всех достал, что решили коллективно отомстить. И вот у него жена рожает. Он хочет видеть ребенка, а все как-то странно смотрят и отмалчиваются. Наконец врывается к врачу и с криком требует: «Где мой ребенок?» А главврач молчит, молчит, потом спрашивает: «Как часто ваша жена общалась с псом?» «При чем здесь это?» – бесится начальник. Тогда врач наклоняется, достает с полу картонную коробку с щенками да ка-ак бухнет на стол: «Вот твои дети!!!»

Катя смотрела в недоумении, а мамаша зашлась от хохота, трясясь всем телом. Она, оказывается, и юмор понимает.

– Это еще кто? – выглядывая в окно на брех пса, полюбопытствовал. – В форме. Полиция?

Мать посмотрела, перекрестилась и подхватилась встречать бегом незваного гостя.

Пришелец был на первый взгляд крепок и не особо умен. Уж больно рожа простецкая. Впрочем, тут никогда не угадаешь без знакомства. Иные старательно культивируют репутацию глупцов, подсиживая поверивших или вышестоящих.

– Околоточный наш, – боязливо прошептала Катя, посмотрев из-за спины. – Сильный, как бык, и жестокий. У нас все его боятся. – Она привыкла давать справку брату и правильно интерпретировала взгляд. – В тюрьму редко кого, разве убивца, но даст в ухо буяну или не понравившемуся, так сознание теряют. С ним надо вежливо и не забывать платить. Только за этот месяц уже получал. Не иначе случилось чего.

– Добрый вечер, – сказала мать, отворяя калитку, – Иннокентий Васильевич.

– И вам поздорову.

– Не хотите ли угоститься? – спросила заискивающе. – Наливочка у нас хорошая. Прошу в дом.

– Ермолая нет?

– Отсутствовать изволит.

– Жалуются, – сказал скорбно полицай, снимая фуражку и вытирая большим белым платком потный лоб, усевшись за стол.

– Кто?

– Люди, – сказал многозначительно, выпив большую рюмку. – Говорят, – скользнул взглядом по застывшему у окна Николаю, – сынок ваш неприятное пообещал. Про порчу говорят.

– Господи, Иннокентий Васильевич, да вам только слово сказать!

– Значит, было, – утвердительно сказал. – Вот и подумайте. Вы в какое положение меня ставите? А не дай бог завтра чего случится. Корова сдохнет или чирий выскочит у скандалиста, на кого подумают? Так недолго и до красного петуха.

– Что вы такое говорите!

– Мне это надо?

Пора было вмешиваться. Так или иначе, налаживать отношения с местной властью придется. И лучше не за рубли. Знаю я таких. Взятку возьмет, а как дойдет до проблем, моментально устранится. По закону и все такое. Ему своя шкура дороже. Вот и требуется, чтоб он о ней не забывал.

– Спина болит? – участливо спросил я.

Околоточный запнулся на полуслове, поворачиваясь ко мне всем туловищем. Железное терпение, наверняка лечь мечтает, а сам ходит по домам. Или это чувство долга?

– Это не продуло. Камни в почках отдают в поясницу.

– Ты лучше врача знаешь? – с насмешкой прозвучало.

– Я и похмелье с увеличенной печенью вижу, но с этим можно и дальше жить.

– А ты действительно изменился, – произнес он удивленно.

Я подошел к нему и положил руку на лысую голову. Околоточный сначала дернулся, потом замер.

– Тепло. Гхы, – странно гоготнул, когда через пару минут убрал ладонь. – И верно, не болит больше башка. Тебе ж, парень, цены нет, – с чувством заявил. – Народное достояние, гхы.

– Пить вам, Иннокентий Васильевич, столько нельзя, – сказал я с укоризной. – Не мальчик уже.

– Учить еще будешь, – ответил тот сердито, но за наполненной рюмкой лапу не протянул, отведя взгляд. – Правда можешь боли убрать? – после тяжелого молчания спросил.

– Не сразу, но да. Пару раз на каждую почку, чтоб камни раздробить в песок и вывести наружу. Но вы уж тоже уважьте, объясните соседям, насколько они не правы.

– Порядок должен быть на вверенном участке! – веско уронил заметно повеселевший полицейский. – Уж это я обеспечу. Будут у меня как шелковые. Надумали тоже грозить самосудом. В России власть одна, и я ее представитель без права обжалования! Распространять суеверия! Да это ж подрыв устоев!

– Я был у профессора Якубовского, и он действительно не может больше пальпировать камни! – с порога провозгласил с широкой улыбкой Юрий Владимирович.