Песня Феникса - Екатерина Оленева

Без которых невозможно

Еак без неба и земли.

Райли стоял рядом, скрестив руки на груди и не сводил глаз с Джудит. Чего она собственно, и добивалась.

Ребекка сидела рядом грустная, скрестив ноги в лодыжках и перебирая пальцами песок.

«Эта женщина в окне,

В платье розового цвета

Утверждает, что в разлуке

Невозможно жить без слёз.

Потому что на земле,

Две дороги, та и эта.

Та прекрасна, но напрасна.

Это видимо всерьёз», – с многозначительной улыбкой допела Джудит, бросив короткий взгляд на Райли.

И сбилась с последнего аккорда, когда он улыбнулся ей в ответ.

Взорвавшиеся аплодисменты стали смущающей неожиданностью. Осознавая, что все взгляды прикованы к ней, Джудит вдруг ощутила, что её купальник-пландж обладает слишком глубоким вырезом.

– Что-то стало прохладно, – потянулась она за парео. – Пойду, пройдусь, что-то ноги затекли.

– Я с тобой, – подхватила инициативу Абигайль и, подхватив подруги под руку, увлекла её за собой в сторону плещущихся волн.

Ветер трепал светлые волосы девушек, их лёгкие, воздушные пляжные туники, которые на фоне набегающих волн смотрелись крыльями экзотических птиц. Ветер был свежим, он дарил прохладу, целительную после изнуряюще- жаркого дня. Ветер забирался под тунику, спасающую от всё ещё горячих, несмотря на то, что солнце клонилось к горизонту, лучей и чрезмерно откровенных, проникающих под одежду, взглядов.

– Джудит, – Абигайль зарывалась босыми ногами в песок. – Я сейчас кое-что скажу, только ты не злись, ладно?

– Почему я должна на тебя злиться?

– Потому что я сейчас скажу на полном серьёзе: «Подруга, отстать от Райли. Он занят».

– Ты перегрелась на солнце, Аби?

– Прости, но не могу молчать. Разве ты не понимаешь, что ты делаешь больно Ребекке?

– Если бы я всерьёз решила вцепиться в Райли, думаешь, огорчение Робинсон меня бы не остановило?

– Но ты же не всерьёз? Влюбись ты в него по-настоящему, я бы не стала вмешиваться, но для тебя это игра, а для неё всё по-настоящему. Бекки в него влюблена, она от него без ума. Не вреди ей. Ну, хотя бы ради меня?

– Ты за кого меня принимаешь? За бессердечную людоедку, способную из приходит разбить человеку сердце?

Аби плотнее закуталась в свое парео:

– Я знаю, ты можешь быть доброй, когда захочешь. Вот я и прошу тебя: пожалуйста – захоти! Чужая беда не приносит счастья.

– Аби, могу я, в свой черёд, спросить: с чего этот разговор?

– Я не слепая. Я же вижу!

– Что ты видишь?

– То, что между вами, – тобой и Райли, – что-то есть. Это чувствуется.

– С этим Райли я разговаривала от силы раз пять.

– Это совершенно неважно, – убеждённо заявила Абигайль. – Вы можете не разговаривать, не глядеть друг на друга, быть в разных концах аудитории или как сейчас – пляжа, но между вами будто протянута невидимая нить, по которой идёт ток.

– Полный бред.

– Значит я ошиблась? И твоя песня не имела подтекста?

– Какая песня? Я сегодня их дюжину спела.

– Ладно, хорошо. Значит, ничего из того, о чём я беспокоюсь, не существует. Но всё же подумай о том, что я сейчас сказала: не бери то, что не твоё.

– Как скажешь, – с сарказмом протянула Джудит. – А сейчас я пойду окунусь. Ты со мной?

– Нет. Я плохо плаваю. Лучше подожду тебя на берегу.

– Боишься, что из сумеречных волн на тебя набросится большой и страшный Лефиофан?

– А он сексуальный? – засмеялась Аби.

– Говорят, он большой, мокрый и склизкий, способный выдерживать давление большой водной массы. Это сексуально?

– Нет. Я его такого боюсь. Не заплывай далеко.

Джудит засмеялась и вошла в воду.

От закатных лучей море казалось розовым. Волны качали и баюкали. Она отлично плавала и не боялась глубины, но не собиралась отплывать от берега – просто чуть-чуть побарахтаться в воде, чтобы охладить тело и привести в порядок мысли.

Аби слишком легко её раскусила. Раз склонность к Райли заметила подруга, вдруг стоит опасаться того, что и другим она станет хорошо заметна? Это плохо. Стать всеобщим посмешищем Джудит не хотелось. К тому же разговор с подругой разбередил в душе нечто, похожее на угрызение совести.

Да, с Ребеккой нехорошо получается. Хотя жизнь есть жизнь – это борьба. В ней каждый сам за себя, особенно в делах сердечных.

Она не из семьи с детьми мужа уводит – чего ей стыдиться? О Ребекке беспокоиться не её забота. И вообще…

Хватит плавать! Пора выходить.

Джудит, перевернулась, чтобы плыть обратно, но с удивлением обнаружила, что берег остался гораздо дальше, чем она себе представляла. В первый момент это не слишком её обеспокоило, но вскоре она поняла, что, как не старается, а берег не приближается. Она плыла изо всех сил, но не только не продвинулась вперёд – её относило в море.

Это казалось невероятным! Вот же он – ласково белеющий берег! Вот, медленно разгорающиеся над головой яркие звёзды. Вот Абигайль стоит в воде по колено и ветер треплет её золотистые волосы и машет Джудит рукой.

Ей, похоже, и в голову не приходит, что подруга тонет у неё на глазах?

Что делать? Кричать? Но голос не слушался. Дыхание сбивалось и, стоило открыть рот, его заливало солёной, горькой морской водой. Ни кричать, ни звать на помощь не получалось. Инстинкты заставляли раскинуть руки в стороны и отталкиваться от воды, пытаясь поднять тело вверх, но чем дольше Джудит барахталась, тем менее осмысленными и осознанными становились её движения.

Она понимала, что тонет, но как-то не могла принять этого всерьёз.

Так ведь не бывает?..

Сколько это длилось, трудно сказать – то ли вечность, то ли не больше минуты? А потом она погрузилась в воду. Ощущалось это, как провал.

Инстинктивно Джудит попыталась задержать дыхание. Подняв голову, увидела, как гаснет, отдаляясь, свет.

Чувства и мысли полетели быстрой чехардой. Любопытство: вот сейчас она умрёт и узнает, есть ли за гранью смерти что-то ещё? И если – да, то каким оно будет? И страх: её тело будет падать и падать на самое дно, туда, где вечная чернота длится бесконечно? Там холодно?..

Всё на самом деле. Это конец? Какой глупый!

Лёгкие разрывало от недостатка воздуха. Не в силах больше сдерживаться, Джудит вдохнула воду. Раздражённое солёной водой горло выдало кашлевой рефлекс, и вода уже свободно хлестнула в лёгкие. Грудь загорелось, будто туда попала не холодная вода, а кусок горящего угля.