Тайна острова Драконов - Ольга Миклашевская

В капитанскую каюту Шеллак и не думал стучаться – толкнул массивный сруб, и дверь без скрипа поддалась. Молчанием отдавались и широкие ступеньки, по которым приходилось спускаться. Все здесь было просто, чисто и мертво. Ни единого звука, ни единого вздоха. Казалось, будто стены здесь были какими-то особенными: поглощали каждое сказанное тобой слово.

– Не нравится мне это, – пробормотала я себе под нос, пятой точкой, словно радаром, чувствуя неприятности. По открытой коже гульнул неприятный холодок.

Больше всего на свете я ненавижу быть не в курсе происходящего. С завязанными глазами ждать подвоха гораздо страшней, нежели идти на опасность с ритуальным кинжалом в руках. В этом есть своя прелесть – знать, от чего умрешь.

Шел же предпочитал другой вариант развития событий, при котором он был в курсе всего, а я – нет. Ему, возможно, было спокойней знать, что я не пойду искать ни ритуальный кинжал, ни опасность.

К моему искреннему удивлению, капитанская каюта оказалась очень аккуратной: ничего лишнего – только заправленная кровать (у меня такое чувство, что капитан сегодня еще не использовал свое ложе по назначению), длинный и узкий подвесной шкаф, растянутый во всю стену, а также столик с предметами первой необходимости – картой, компасом, подзорной трубой и парочкой запасных патронов. Никогда не знаешь, что именно из всего вышеперечисленного тебе пригодится. Особенно когда на корабле почетные гости: парочка некромантов и отдавший концы наследный принц.

Кроме белобрысого в каюте находился и наш старый волосатый знакомый. Я изогнула бровь в немом вопросе, а Шеллак пояснил:

– Дикий Парус служит шкипером[2] на корабле.

– Да, – раздался рядом громоподобный голос волосатого, – правая рука капитана, детка. Пусть ил ему будет пухом!

Настоящий капитан, по-видимому, был совсем не против такого пренебрежительного отношения к собственной персоне. Если он хоть капельку похож на своего непутевого сынка, то наверняка до колик в животе боялся Дикого Паруса.

Окончательно протрезвевший, Фрон в качестве капитана Ос-самоубийц смотрелся очень даже неплохо, исключая, конечно, излишнюю щепетильность и женственность в манерах. Одежда – без единого пятнышка и складочки, что для любого пирата – непозволительная роскошь. На пальцах – ограненные алмазы, впаянные в толстые золотые кольца. А голову украшает серебряный обруч с топазом посередине.

В руках белобрысый держал свиток, который, судя по крепкой и витиеватой печатке, был не чем иным, как завещанием покойного капитана Грома. Я попыталась выглянуть из-за плеча Шела, но тот внезапно превратился в скалу, не давая мне ни пройти вперед, ни протиснуться, ни даже проползти. Последняя попытка была с позором приостановлена хмурым взглядом из-под черных ресниц. Больше пробиться вперед я не пыталась.

– Я очень рад, что вы согласились почтить меня своим присутствием, – ловко сплетая слова, начал Фрон. От того пьяного похотливого пирата, что накануне склонял меня к блуду и разврату, не осталось и следа. Теперь это был гордый, статный мужчина, облаченный в официальные одежды и придерживающийся пусть и пиратского, но этикета.

– Начнем с того, – встрял Дикий Парус, привыкший брать дело в свои руки, выхватив у капитана свиток (ни капитан, ни свиток не сопротивлялись), – что желание покойного капитана в отношении девушки – его последняя и единственная воля. – Свиток с быстротой молнии развернулся, по размерам оказавшись чуть ли не с мачтовую колонну. Дикий Парус пробежался глазами по содержимому завещания, бормоча что-то вроде «три пуда золота Серому Хвосту… шпагу Дохляку…» и выискивая нужное место. – Ага! Вот! – обрадовался волосатый. – Шрам с острова Туманов завещаю отыскать три свитка, полученных мной двадцать пять лет назад от короля Доброй Воли и его советника, и сжечь на месте. При отказе – сжечь саму Шрам.

Новость меня не удивила. Капитаны частенько сходили с ума и придумывали перед смертью всякую чушь типа «на пятый день моей смерти завещаю посадить на могиле синюю хризантему». Но откуда Гром знал мое имя?

Задумавшись, я не сразу заметила, что чья-то прозрачная рука невозмутимо покоится на моем плече.

Торопиться выдавать свой испуг я не стала, а сделала вид, будто ничего и не произошло. Тем не менее рука все не исчезала, и я уже начинала думать, не наглоталась ли вместе с морской водой нескольких пинт паранойи.

Рука, надо сказать, выглядела просто омерзительно: жилистая, дряблая, с ширококостной ладонью, кожей, которая пальцам была явно велика и свисала холщовым мешком, и, конечно же, обгрызенными желтыми ногтями неприятного вида. Единственное, что выдавало в этой руке пиратскую, – огромные перстни, увенчанные разноцветными камнями невероятных размеров. Причем не все были драгоценными – среди них затесались и откровенные стекляшки, за которые в порту и сребреник не дадут.

Кто действует первым – обычно бывает виноватым, так что, если я сейчас обернусь и приставлю незнакомцу к горлу лезвие ножа, то, боюсь, мои действия могут превратно истолковать. Лучше стоять и наблюдать схватку со стороны – авось все разрешится само собой.

Как-то раз, когда была еще маленькой, я стащила на рынке у одной старухи бурдюк с козьим молоком. Нет, я отнюдь не была голодна (уж что-что, а голодной смертью Шел с наставником мне умереть бы не дали). Просто лежал бурдюк – на первый взгляд, совсем бесхозный – и с противоположной стороны, под лавочками, к нему целенаправленно лез незнакомый мальчишка примерно моего возраста. Видя, что он хочет сделать, я схватила бурдюк и бросилась наутек, надеясь отдать его хозяйке, как только смогу, – за вознаграждение, конечно. Но в толпе оказались неравнодушные – меня схватили за шиворот и поволокли к владелице той самой злосчастной лавки. Как сейчас помню, женщиной она была дородной, размером с комод, а на ее отсутствующей талии, как бублики на нитку, были нанизаны ажурные нижние юбки. Бородавчатое лицо довольно скривилось при виде юной воровки, которая активно кусалась и сопротивлялась. Мальчишка же стоял чуть поодаль и нахально лыбился.

– Кто твои родители? – резко прокаркала баба, уперев руки в пышные бока.

Я молчала, но, правда, потому, что сама не знала ответа на этот вопрос.

Выждав некоторое время, хозяйка лавки окинула властным взглядом собравшихся вокруг любопытных и спросила:

– Кто-нибудь знает, чья эта девочка?

Все дружно закачали головами, но по-настоящему растерянными выглядели только главные рыночные сплетницы, которые думали, что знают на острове Туманов все и про всех, а вот меня почему-то в глаза никогда не видели.

– Она не выглядит как бездомная, – блеснул эрудицией мясник, в спешке прибежавший поглазеть на происходящее с топором и свиной голенью, зажатой под мышкой.

Послышался дружный одобрительный галдеж, а умный мясник зарделся, потупился и отошел в сторону. Лицо его цветом больше напоминало притащенный с собой кусок мяса, с которого стройным дождичком падали капельки крови.