Жюльетта - Луиза де Вильморен

Одетая в костюм, который был на ней во время путешествия, она стояла на ступеньке около слухового окна и бросала на улицу остатки обеда. Она не слышала, как подошел Ландрекур, который, приблизившись, тронул ее за руку.

— О! Это вы, — промолвила Жюльетта, — я вас не ждала.

— Куриные кости вредны собакам, — сказал он и, протянув руку, чтобы помочь спуститься, добавил: — Обопритесь.

В комнате Жюльетты стоял запах цветов и леса. Влетавший в окно ветер примешивал к нему аромат влажного луга и утреннего, осеннего тумана. Ландрекур не хотел смотреть на Жюльетту и, однако, не мог смотреть ни на что другое. Он перевел глаза на поднос, где оставалось только немного хлеба и масла.

— Это хлеб для птиц, — сказала она.

— Вы хорошо пообедали?

— Да, хорошо, и хорошо позавтракала. Вы видите, тарелки пусты, но одиночество изменяет вкус блюд.

Она легла в шезлонге, а Ландрекур, не прореагировав на жест, которым она предложила ему сесть, остался стоять рядом. Переведя дыхание, он начал:

— Надо с этим кончать, — сказал он строго.

— И я тоже так думаю, — ответила она, — уже сегодня вечером вы обретете покой.

Он вздохнул.

— Спасибо, но почему вечером? Послушайте меня: возьмите мою машину, оставьте ее около вокзала. Шофер из моего гаража будет ждать вас и сразу же приведет мне ее обратно. Ваш поезд уходит в 10 часов 12 минут, а сейчас еще нет и 9 часов. Машина вернется как раз вовремя, чтобы я смог уехать около полудня. Поторопитесь, прошу вас, мы вскоре увидимся вновь, завтра, может быть, если вы хотите.

— Я не поеду на поезде, который уходит в 10 часов 12 минут, — ответила Жюльетта.

— Но, — воскликнул он, — я не понимаю вас, если вы поедете на вечернем поезде, это известный вам поезд, который уходит в 7 часов 50 минут, то вам придется провести весь день в городе.

— Я не поеду на поезде, который уходит в 7 часов 50 минут, — ответила Жюльетта. — Вам что, нужно повторять одно и то же тысячу раз? Когда вы уедете, я буду стеснять вас не больше, чем если бы вы не возвращались. Сегодня вечером, а то и раньше, вы будете уже в пути и обретете покой. А мне необходимо все обдумать, и я не уеду, пока не закончу моего обустройства. Я сочиняю, я творю свою жизнь, я испытываю свое сердце, я остаюсь.

Ландрекур покачал головой.

— Что ж, — сказал он, — оставайтесь.

Прежде чем уйти, он с огорчением посмотрел вокруг себя и, увидев черное платье Рози, лежавшее в ногах кровати в алькове, в три прыжка добежал до него и завладел им. Жюльетта вскочила, чтобы выхватить платье. Произошла короткая схватка, во время которой каждый тянул в свою сторону, пока Жюльетта, все время отбиваясь, не оказалась рядом с письменным столиком и не схватила ножницы.

— Давайте разделим, согласны? — пригрозила она.

Ландрекур выпустил добычу.

— Вы видите это платье? — продолжала она. — Вы хотите его получить? Я отдаю его вам, но потрудитесь сходить за ним.

Она быстро свернула его, сделала из него комок и изо всей силы бросила через окно во двор.

— Спасибо, — сказал он и вышел.

Однако Султан, который облизывался и зевал в ожидании нового хорошего кусочка, увидел, как к его ногам упало нечто, напоминающее сдутый мяч. Возможно, приняв этот предмет за игрушку, он бросился к нему, схватил его зубами и потащил. Именно эту картину и увидел Ландрекур, вышедший в этот момент из дома.

— Султан, — закричал он, — иди сюда.

Султан остановился, выпустил было добычу, посмотрел на него, потом, видя, что он приближается, и боясь, что ему попадет, схватил платье снова и убежал. Ландрекур последовал за ним, ласково призывая его:

— Султан, добрый пес, ну иди же сюда, ну песик.

Он свистел, ворчал, угрожал. Султан не раз останавливался, чтобы радостно полаять, и, снова схватив платье, потащил его дальше за собой по грязи и по мокрому лугу. Он убегал все быстрее и быстрее, пока наконец, не исчез вдалеке, за оградой, у самого леса. Ландрекур, запыхавшийся и растерянный, продолжал еще некоторое время бежать и звать его. И только добравшись до самой отдаленной ограды, обогнув ее и не найдя ни платья, ни собаки, окончательно потерял надежду. У него пропало всякое желание возвращаться домой. Но теперь уже отнюдь не Жюльетта была той причиной, из-за которой он боялся возвращаться. Он не сердился на нее. Он говорил себе, что, в конце концов, она хотела только подразнить его и не могла предвидеть того, что сделает Султан. Зато его страшила мысль об упреках Рози. Ландрекур боялся увидеть именно ее и сердился теперь только на нее. Удрученный, неспособный найти ни слова в свое оправдание, он тем не менее вернулся и, еще находясь довольно далеко от дома, увидел г-жу Фасибе. Засунув руки в карманы дорожного пальто, накинутого прямо на ночную сорочку, она ждала его во дворе и, увидев его, направилась навстречу с криком:

— Что здесь происходит? Ваш вой разбудил меня, — и прежде чем он успел ответить, она показала ему на полу своего пальто: — Исчезло мое домашнее платье, у меня украли мое платье.

— Увы! Мне это известно.

— Как? — воскликнула она. — Откуда вам это известно? Я не могу без него обойтись, вы слышите, оно мне необходимо, и пусть мне его вернут. Кто его украл?

— Собака, — ответил Ландрекур.

Г-жа Фасибе совершенно вышла из себя, она затопала ногами и сжатыми кулаками начала колотить его по груди:

— Собака, собака! А почему не птицы, почему не эти ужасные птицы? — кричала она. — Вы смеетесь надо мной, вы заходите слишком далеко, это просто невыносимо. Я уезжаю, вы слышите?

— Я тоже, — сказал он. — Поехали.

— Только вы поедете в одну сторону, а я в другую, — заявила она. — Вы отвезете меня на вокзал, и я сяду на первый попавшийся поезд. Но прежде вы должны объясниться.

— Да, — ответил он. — Давайте зайдем в дом.

Они не пошли дальше прихожей. Рози села в кресло с высокой спинкой и, держась прямо, как судья, посмотрела на Ландрекура, который в нерешительности топтался на месте.

— Вот, — начал он, — я отнес ваше платье на кухню, чтобы погладить его…

Она прервала:

— Какая была необходимость гладить мое платье, я вас спрашиваю? Оно совсем не было помято.

— Немного, — возразил он.

— И что же? Я вас слушаю.

— Ну и пока я готовил завтрак, собака тихо-тихо прокралась в дом и без малейшего звука украла ваше платье. Когда я это заметил, было уже слишком поздно, несчастье уже произошло, вор исчез. — Затем он добавил снисходительным тоном: — Султан еще совсем молодой! Ему все равно что хватать.

— Такой молодой! — повторила Рози. — Эта собака, которая тихо-тихо прокрадывается в дом, такая молодая, что не может отличить кость от платья, несчастное животное! Андре, — продолжала она холодным тоном, — ваша история совершенно неправдоподобна, я в нее не верю, но у меня нет выбора, и я вынуждена принять ее такой, какая она есть.