Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина

– Не знаю. Попробуй его уговорить. Он же нормальный человек, должен войти в положение. Да и вообще, я думаю, ему эти скандалы не нужны.

– Человек? – усмехнулась Вета, уже не зная, куда деться от ползущего по телу вверх холода.

– Хорошо, ты меня поймала. – Он развел руками. – Ты тоже не говори «человек» особенно часто. Кое-кто может и оскорбиться.

– У тебя никогда не было подруг?

Вета пожала плечами и провела пальцем по стене лестничного пролета. Палец не испачкался, тогда она решилась прислониться. Когда собираешься провести следующий час в неудобной позе в чужом доме, всегда приятно найти точку опоры.

– Была одна. Мы с ней вместе работали в лаборатории.

– И что она? – Антон мял что-то в кармане куртки. Вета видела синий уголок сигаретной пачки. Он затолкал пачку обратно в карман. Может, стеснялся курить при ней.

– Ничего. Она была милой болтушкой. Мне это нравилось – я могла молчать и только периодически глубокомысленно кивать ей. Правда, иногда мне хотелось ее убить. За болтливость, естественно.

Вета помолчала, вспоминая Илону. Та наверняка поступила в аспирантуру. Не потому, что оказалась очень умной и талантливой, просто нужно же было Ми взять хоть кого-то на место Веты. Илона вполне подходила, она набирала в библиотеке гору учебников, складывала их в и без того крошечной лаборатории и через месяц относила обратно. Но зато она очень старалась.

– Она… – сказала Вета и замолчала, глядя сквозь закрытое бетонными полосками окно. Далеко внизу раскачивались деревья, и мимо окна сновали птицы. Черные, большие, и Вета не могла понять, что это за птицы. На воронов не похожи, не галки точно.

Она вдруг поняла, какая тишина вокруг – только птицы за плотно закрытыми окнами машут крыльями.

– Почему ты уехала? – спросил Антон, не дождавшись, пока она обернется. – Тебе не нравилась твоя работа?

– Не нравилась? – Холодная усмешка на каменных онемевших губах. – Я жила ею. Только ей.

– Почему тогда ты уехала?

Она смотрела на птиц, те кружили над двором, над детскими цветными лесенками и качелями. По асфальтовой тропинке мальчишка важно катил велосипед.

Почему она уехала? Кажется, поссорилась в очередной раз с Андреем. Или нет. Поругалась с Ми? Вот бы вспомнить.

– Я не знаю, – хрипло отозвалась она.

20 августа данного года

Не хотела она никаких истерик. Вета пришла и положила на стол пачку документов в новенькой белоснежной папке с надписью «Дело», тщательно завязанную, помеченную только числовым кодом – и все. Она сказала:

– Все уже решено, я уезжаю.

Тетя заплакала.

У нее была особая манера плакать – красивыми крупными слезами, всегда вовремя, всегда с причитаниями строго по делу.

– Уезжает она. Ну как же так? Как же? Тебя в аспирантуру берут, мы договорились. Ты с научным руководителем поговорила? А матери? Матери ты это уже рассказала?

Вета одной рукой расстегнула плащ, дернула пояс и шумно выдохнула. Она, оказывается, все еще сжимала ручку, которой ставила подпись – так и в автобусе ехала, всю дорогу.

– Нет. Сегодня поеду и расскажу. Давай без истерик. Надоело.

Она ушла в зал, а тетя осталась плакать на кухне, перед тихо бормочущим телевизором. Там пахло обедом, но Вете не хотелось есть. Сегодня утром, сидя на кухне за чашкой пустого чая она дала себе обещание ничего не есть, пока не решит все вопросы. Потому что ждать становилось уже невозможно.

Вопросы она еще не решила, а значит, и есть было нельзя. Вета постоянно устанавливала себе дурацкие правила.

Она бросила сумку на диван и подошла к шкафу, позволив себе на сегодня только одну слабость – еще раз посмотреться в зеркало. Она выцвела за эти последние дни, поблекла. Распущенные волосы казались соломой, хоть были только вчера вымыты. Косметика сыпалась с лица.

Вета не замечала за собой такого даже перед защитой дипломной работы. Даже когда впопыхах дописывала ее, совершенно переставая соображать, что и как делает. Хотя одногруппниц трясло от одной только мысли, что придется выйти перед комиссией и внятно произнести: «Методы микробиологического тестирования…» Тьфу. Ее не трясло тогда, зато сейчас – да.

Сейчас осень красила бульвары в рыжий, а в университете творилась суета. Будущие аспиранты носились с документами, преподаватели привычно нервничали и боролись друг с другом из-за мест. Но Вету все это нисколько не волновало, потому что она уезжала.

Совсем скоро.

Она оперлась рукой на стену, закрыла глаза и досчитала до десяти. Чтобы вернуться в кухню, в которой плакала тетя, ей нужны были силы. Чтобы еще раз сказать ей, что возврата назад больше нет.

Но тетя сама появилась в дверном проеме, чуть прикрытом шторкой из цветных стеклянных палочек.

– Веточка, ну как же так, а Милене Игоревне ты уже сказала? Милене Игоревне. Она-то тебе что ответила?

Вета одернула юбку, чтобы та целомудренно прикрыла колени, застегнула верхнюю пуговицу на белой рубашке и только потом подняла глаза.

– Сегодня скажу. Сейчас пойду забирать документы из аспирантуры и ей заодно скажу, – спокойно, как могла, вздохнула она. Дело-то было давно решенное. Записанное утром, за чашкой пустого чая, в новенький блокнот и еще не вычеркнутое.

А сердце все равно больно екнуло. Разговор с научной руководительницей гильотиной маячил на горизонте. Хорошо бы в лаборатории никого не было! Она позвонила бы Милене Игоревне потом, уже перед самым отъездом. Прямо с подножки поезда. А может быть, и позже.

– Ты скажи ей, может, она тебе место на следующий год оставит? – Тетя обреченно взмахнула рукой, стирая со щеки последнюю слезу. – Ой, какое еще место. Там знаешь, какой конкурс! А ты ее и так подвела, у нее теперь из-за тебя еще и место отнимут.

Она развернулась и ушла на кухню. По дороге только хлопнула ладонью по дребезжащему холодильнику и снова горестно вздохнула – так жалко было пропадающее место.

Вета бездумно протерла губкой пыльные туфли, попутно отмечая, что зря – ветер поднимал целые песчаные бури на асфальтовых дорогах. Конец лета стучался в окна сорванными листьями.

– Не нужно мне никакое место, – запоздало ответила она тете, и та глянула на нее поверх больших очков. Большими беспомощными глазами. – Я сюда больше не вернусь.

Здесь каждый поворот дороги был наполнен ее воспоминаниями – опостылевшими, кислыми на вкус, скрипящими песком на зубах. Вета закрывала глаза, пока ехала в автобусе, и слушала тишину в наушниках. Батарейка в плеере села еще утром.

Сосновые пролески провожали ее шорохом в открытые окна. Автобус дошел до конечной остановки почти пустым. Водитель курил в окно, но вонючий дым долетал и до Веты. Она терпеливо вдыхала, хоть другой раз сошла бы на первой же остановке. Вета не признавала компромиссов.