Разорванная пара - Маргарита Дюжева

А еще совесть сука проснулась. Перед глазами тот вечер, как наяву стоял, когда сорвался, не удержал своих демонов на привязи. До сих пор помнил вкус ее крови, а ее крики, слезы преследовали по ночам, являясь в леденящих душу кошмарах. Какого черта я просто не вышвырнул ее из Тополей? Пусть бы катилась на все стороны…целая, невредимая. Сжал кулаки до хруста, пытаясь отогнать наваждение, взгляд бездонный, как сама ночь, наполненный слезами, горьким разочарованием. Она до последнего не верила, что наброшусь.

Укол под сердцем, еще один. Еще. Невозможно остановиться. Волк внутри жалобно скулил, тосковал, рвался за ней. У зверя все просто. Он уже забыл дикую ревность, не мучился сомнениями, его одолевало лишь одно желание — быть с ней. Почему у людей все иначе? На хрена эти размышления, эти мысли из разряда «а, что если?»

Думал, продолжая пить, как алкоголик со стажем. Не зная меры, не чувствуя грани. Только не помогало ни черта. Ловил себя на абсурдной мысли, что жду ее звонка, как безумец мечтаю услышать нежный голос. От этого злился, приходил в ярость. Не позвонит! Потому что жила своей жизнью, отдельно, забыв обо всем…наверное.

На выходе из бара сцепился с компанией татуированных здоровенных байкеров. Слово за слово и завязалась драка, которой я упивался. Расшвырял их как щенков слепых, на миг почувствовав себя чуть лучше, вплоть до того мига, как вспомнил другую ночь, другие броски, другую ярость.

Потом подцепил какую-то размалеванную девку, жадными глазами скользившую по машине, припаркованной в тени. Мысленно она уже была там, в ней, на кожаных сиденьях с раздвинутыми ногами. Здесь я ее обломал, завел за угол, в темный переулок, нагнул раком, намереваясь отодрать по-скотски, прижав к стене, накручивая жесткие переежженные волосы на кулак. Только не смог. Противно стало до тошноты, когда липнуть ко мне начала. Нахлынуло ощущение, будто тону, и жизнь моя идет под откос.

Очнулся уже дома, в своей комнате. Не раздеваясь, повалился поверх покрывала и вырубился, прожив еще один никчемный день.

В эту ночь не было снов, кошмаров, меня не преследовал ее плач. Лишь серая пустота обступала со всех сторон не принося успокоения.

А потом настало утро. Еще одно утро полностью лишенное смысла.

Подтянув футболку ближе к носу принюхался. Пахло отвратно — сигаретным дымом, дешевыми бабскими духами, и еще каким-то дерьмом. Кое-как стащил ее через голову, отшвырнув на пол, и уставился взглядом в потолок. Сколько было времени, я не знал. Наручные часы пропали, наверное, вчера в пылу драки разбил, даже не заметив этого. Судя по внутренним ощущениям — сейчас около полудня, из окон лился яркий солнечный свет, вызывая желание забиться в темный угол и не показывать оттуда носа, пока чертово похмелье не отступит.

Через пять минут понял, если не заберусь в душ — эта вонь добьет меня. И без того мутит. На ходу расстегивая джинсы, пошатываясь, отправился в ванную комнату, ненавидя в этот момент весь мир.

Чередуя горячую и холодную воду, стоял под упругими струями, уперевшись руками в матовое запотевшее стекло, опустив голову, прикрыв глаза, пытаясь придти в себя.

Хер бы там! Голову будто тисками сжимало, и каждый поворот отдавался звоном в ушах. Сука, зачем так надрался? Можно подумать легче стало! Ладно еще сегодня встреч нет никаких, а то Кирилла пришлось заместо себя отправлять.

В шкафу, в отличие от моей гудящей башки, полный порядок. Домработница свое дело знает, тихой тенью незаметно для меня делала всю работу по дому. Не придраться.

Из ровной стопки взял спортивные брюки и, небрежно натянув их на себя, пошел вниз, на кухню. Мне срочно требовался кофе и пару таблеток анальгина.

Сколько же я вчера выжрал, если даже с волчьей регенерацией так херово? Кретин.

Кофемашина громко гудела, перемалывая зерна, а ощущение было будто дрелью мозг обрабатывали. Сейчас точно стошнит!

Зажмурился, крепко сжимая пальцами переносицу и чувствуя себя практически трупом. Таблетки, наспех запитые холодной водой, не помогали, кофе казался отвратительным, как и все, на что натыкался взгляд.

Тогда я еще не догадывался, что через считанные минуты все изменится. Что и без того поганый день станет худшим в моей жизни.

— Руслан! — донесся пронзительный крик с улицы. Голос незнакомый, женский, хриплый, как у старой вороны. Развернувшись вполоборота к окну, прислушался, очень надеясь на то, что показалось.

— Руслан! — ближе, громче, надсаднее, — Руслан! Бекетов!

Черт. Ну, что за херня? Почему бы им всем не оставить меня в покое???

Не хотя, не торопясь, направился к выходу, а крики тем временем становились все надрывнее. Эта безумная уже вопила возле моего крыльца, и когда я вышел на улицу, вокруг уже собралась толпа зевак. Соседи, те, кто проходил мимо, Кирилл откуда-то прискакал, даже Наташка и та подступила ближе, подозрительно рассматривая кричащую женщину.

Та выглядела совершенно безумной. Всклокоченные черные волосы, местами приправленные седыми прядями, неровно накрашенные, с подтеками туши глаза. Большие, на выкате, сияющие нездоровым блеском. Перекошенный рот, намалеванный жуткой красно-оранжевой помадой. На ней был пестрый застиранный махровый халат до самых пят, с развязанным поясом, конец которого волочился по земле, резиновые шлепанцы, поверх носков.

От ее вида волосы на загривке встали. Жуткая!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Волчица!

Чужая, не знакомая! Куда смотрит охрана, мать их? Убью! Пропустить чужака на территорию стаи!

Ее взгляд был прикован только ко мне. Злой, безумный, торжествующий. Всех остальных она просто не замечала. Только меня.

* * *

вороны, иначе и не скажешь.

— Заткнись! — осадил, спуская по ступеням.

Она тут же замолчала, не в силах побороть мой приказ.

— Кто ты? И какого хрена делаешь на моей территории? — злость, что расползалась по венам, действовала лучше любого анальгина. Я почувствовал, как похмелье начало отступать.

— Плохо выглядишь, — глумливо улыбаясь, произнесла она, вызывая еще больший гнев.

— У тебя есть минута, чтобы сказать, зачем ты здесь. Время пошло, — вышвырну ее, как дворовую шавку. Своими собственными руками.