Река Джима - Майкл Фрэнсис Флинн

По мнению Донована, ночью улица могла выглядеть зловещей, но в ярком полуденном свете она казалась просто старой. Она кишела праздношатающимися людьми: ‘лунами, мнимыми куддл-донгскими аристократами, переселенцами из Благоземель в грубой одежде, среди которых выделялись пестрые туристы, выманенные из центра. Они искали выгодных сделок, острых ощущений или запретных удовольствий, и каждого со всех сторон зазывали торговцы. Каспер представлял собой обширный лабиринт переплетающихся улочек: Аонша-рад и Дхашарад к востоку, Трикавалл и Трикатханни к западу, — и казался еще более людным из-за узости улочек и из-за того, что ни одна не вела прямо.

«БОО САДД МАК СОРЛИ», — гласила вывеска на галактическом, то есть «драгоценности, залог и продажа». Над текстом бежала строчка изящно изгибающихся символов, которые могли изображать всего лишь декоративную рамочку. За небьющимся стеклом лежали разные безделушки, с которыми мужчины и женщины почувствовали необходимость расстаться. Доновану стало любопытно, сколько людей, отдавших под залог свои драгоценности, вернулись, чтобы выкупить их.

— Донован, — произнес Фудир, — дать мне букх с этим дукандаром.

Протискивавшийся сквозь толпу местный житель бросил на него встревоженный взгляд и заторопился дальше. Человек со шрамами пожал плечами.

— Давай. Я утомился от болтовни. Это четырнадцатый магазин в нашем списке. Не думаю, что она собирается сдаваться.

«Мы можем просто сказать ей, что обошли все места, — подсказал Ищейка. — Зачем тратить свое время только потому, что она тратит свое?»

«Это будет бесчестно».

«Для чести ты выбрал не то дело, Шелковистый».

— Мы вышли из того дела, — напомнил Донован своим «я».

Боо Садд, явившийся на звон дверного колокольчика, был ’луном: крупный нос, рыжие волосы, карие глаза и смуглое лицо, на котором едва проступали веснушки. Если появление покупателя и обрадовало его, он отлично это скрыл.

— Шоран, ты часом не сбился с орбиты, коффер, ага-да?

Фудир улыбнулся и выбрал валентнианский акцент:

— Не пер’селенец я. Есть вопросец по камням, и мож’ ты смож’ мне помочь. — Он протянул голограмму с медальоном Мéараны. — Пацан загнал на Чертополоховом Пристанище, сказал, отседова…

Ювелир глянул на изображение.

— Ах, нет, фенди, — сказал, помавая рукой. — Как буйные потоки на опаленных равнинах Джаза, ’полохи в моем скромном дооке. Это не с Арфалуна. Скорблю, что не могу тебе помочь.

Выражение его лица показало всю глубину скорби. Фудир облокотился на стол.

— У тя длинная память, друг, для такого быстрого ответа. Это было пару годков назад. Если не работа арфи, мож, ты знаешь откедова? Я ж не прошу много, ага?

Всем известно, что Валентностью правила череда крайне жестоких тиранов и поэтому большинство людей охватывало непреодолимое желание помочь, когда валентнианец просил таким тоном.

Ювхарри взял изображение и пристальнее изучил его.

— Сложно сказать, о наилучший, по столь никудышней репродукции. Откуда мне знать, что цвета именно те? Ниоткуда. Могу я оценить прочность? Не могу. Я видел работу — клузни, как ее называют, — из клифа Анны де Луизы, далеко за Джазом, которая… Но… Нет. Это не луизианская работа.

— Но ты видел что-то похожее? Импортный товарец?

— Теперь я вспоминаю кофферку, пару лет назад спрашивавшую о том же. Я поделюсь тем, что поведал ей. В моем дооке нет работ кофферов. Такие вещи — зло. Но иногда они попадают в руки эссдиккасов, а они несут их мне, чтобы не марать пальцев…

Он прошептал что-то в микрофон, проверил результат и нашептал еще несколько параметров. Секунду спустя он повернул стойку, чтобы Фудир увидел итоговое голо.

— Полагаю, эти украшения похожи на твою работу.

Над стойкой парили два кольца и мужской браслет. Каждый предмет украшали такие же пастельного цвета камни, изящно ограненные и выложенные в форме абстрактных фигур.

— Педант? — шепнул Фудир.

Ювхарри ослышался.

— Нет, фенди. Только кольца и браслет.

«Что? — спросил Педант. — О! Да. Украшения из той же художественной традиции».

Сердце Донована екнуло. Похоже, поиск продолжится.

— Откуда они? — поинтересовался Фудир.

‘Харри сверился с записями.

— Человек, называвшийся Боо Зед О’Калинан. Он получил их от Дикаря, который не приглядывал за своим кошелем.

— Мы учимся на своих ошибках.

— Тогда ему стоит поблагодарить Боо Зеда, ибо он отбыл с Арфалуна умудренным мужем.

Фудир рассмеялся.

— Ес не знаешь правды, лучше знать свои ошибки. Из какого дикарского мира эт парень?

— О наилучший! Кому под силу сосчитать песчинки на Дюймовой полоске? Так же и миры Глуши. Лишь немногие Дикари добираются до Арфалуна, поэтому они заметнее прочих кофферов… — Ювхарри склонился и ударил себя в грудь. — Прошу прощения у твоей чести. Я слышал, он прибыл с мира где-то в Выжженном регионе. Что-то вроде Орама, Эхку или Эньруна, но кто может запомнить те языческие названия?

У человека со шрамами заныл затылок. Эньрун был ему незнаком, но два других названия поразительно напоминали старый тантамиж. Он непроизвольно сложил руки перед грудью и поклонился.

— Нанди, дукандар. Очень ты…

Ювхарри зло сощурился.

— Я что, похож на лося, коффер ты смердящий? — И притворился, что сплевывает на пол.

Внутренний Ребенок испуганно вздрогнул, и Фудир сказал:

— Без обид, лады? Че за лось?

Он знал два вида животных, известных под этим наименованием. Первый был породой гигантского оленя на Браке, другой — разновидностью грызуна, обитавшего в нескольких мирах Йеньйеньского скопления.

— Терри, — бросил ювхарри, и в этот раз плевок был настоящим.

— Какие-то проблемы… — начал Фудир.

Но Донован перехватил контроль.

— Ей, не кипятись, — сказал он, вернув валентнианский акцент. — Ты сам трепался, как терранин. Дибольдские терра-не зовут своего главного «фэнди». На Иегове они зовут магазин «дукан», а ты свой «доок».

’Харри коснулся груди, губ и лба, затем поочередно каждого плеча.

— Шоран, они воруют все, даже нашу речь. Они хуже переселенцев, семьдесят раз по семь хуже. Терри бросили нас, когда мы рискнули всем ради них.

Голос человека становился все громче, пока не сорвался на крик. Но вдруг он замолчал, и его обуяла глухая ярость.

— Тебе лучше уйти. Никогда не называй ’луна лосем. Шоран, это смертельное оскорбление. Тьма придет на улицу Алгебры, и я не могу отвечать за твою безопасность, когда угаснет свет. Иди, и, индила, ты доберешься целым до своего плунда.