Темный ангел одиночества - Инна Бачинская

– Это не твои проблемы, – не удержалась я.

– Не мои, но я все равно узнаю.

В голосе Лолы мне почудилась злая радость. Она была ищейкой, взявшей след. Ее нос учуял запах жареного. Она была мне неприятна. Я поймала понимающий взгляд Леши и пожала плечами.

– За Марточку! – сказал Паша, поднимая рюмку. – Дай ей Бог!

– К ней можно? – спросила Нина. – Что принести?

– Пока не нужно, – поспешил Леша. – Евгений скажет, когда можно.

Евгений выпил залпом, страшно сморщился. Нина заботливо положила ему мяса с картошкой. Он уставился в тарелку, словно не понимая, что нужно делать. В воздухе тучей висела недоговоренность, все прятали глаза, не зная, что сказать. Нина была печальна, Лола недобро ухмылялась, Юнона сидела королевой – высоко поднятая голова, прямая спина – и рассеянно жевала какой-то листик. Ее рука, лежавшая на столе, касалась руки Евгения, и он своей руки не убирал. Лола не сводила с них злобного взгляда. Евгений… Евгений был пьян, на лице его появилось бессмысленное выражение – лицо с классически красивыми чертами казалось вылепленным из мягкой аморфной массы. Леша с удовольствием уминал все подряд – ничто не могло испортить ему аппетит. Паша был хмур, весь в мыслях о чем-то своем.

Я не понимала, зачем мы здесь. Может, замысел был разговорить их и узнать… что? Вряд ли, Евгению не до игр, ему явно плохо и страшно. Чего же он боится? Он боится за Марту. Или есть еще что-то? Может, это Лешкина затея? Он способен подвигать фигурки на шахматной доске, тот еще манипулятор. И что в итоге? Паша видел Марту в парке в субботу, и мы все, оказывается, учились в одной школе. Информация к размышлению. А может, он просто боится остаться один?

Недоговоренность и тайна. Вопросы, на которые нет ответов.

– Брось, не лезь, – прошептал Каспар. – Это не твоя тайна, бог с ними. Ведь нашлась, спасибо и на том.

– Отстань! – пробормотала я, и Лола бросила на меня острый взгляд исподлобья.

…Леша отвез меня домой и напросился на чай. Или кофе, все равно. И перекусить не помешало бы. Я рассмеялась, и он заявил, что у Паши с Ниной ничего не ел, так как обстановка не способствовала. Обстановочка была та еще, как на похоронах. А казалось бы, нужно радоваться – Марта нашлась, присмотрена, постепенно придет в себя, и жизнь снова войдет в колею. Леша был в своем репертуаре – пьяноват, болтлив и ура-оптимистичен.

– Не вижу трагедии! – заявил он, падая на диван. – Ну легкий сдвиг по фазе, подумаешь! Никто и не заметит. Она всегда была домоседка, говорит мало, ест мало, места занимает тоже мало. И спрашивается, что переменится? Сейчас нормальных нет, малышаня. – Язык у него заплетался.

– Легкий сдвиг? – повторила я с недоумением. – Что значит – легкий сдвиг? Что ты имеешь в виду?

– Она всегда была немного ку-ку, слегка… как бы это тебе поточнее… неадекватная! – махнул рукой Леша. – Хотя страшная лапочка. Я ее страшно люблю. Мы все любим. Наверное, после аварии, той, первой. А сейчас Женька боится, что она вообще потеряет память. Если она ушла из травмопункта в пятницу вечером и исчезла до вечера понедельника, то возникает вопрос – а где она была все это время? Сидела на скамейке в парке? А она молчит. Он думает, она его не узнает. А Лолка – язва, у нее кликуха по месту работы «змея», только это между нами, малышаня. И язык раздвоенный.

– Леша, подожди! Где она сейчас? Евгений сказал, частная больница. Что за частная больница?

Лешка отвел глаза, почесал кончик носа.

– Как тебе сказать… Это психбольница, малышаня! Обыкновенная психушка. То есть, конечно, не обыкновенная. Для денежных тузов, плюс анонимные алкоголики. Кроме того, у Лемберга – он главный там – какая-то особенная методика, там и наркоманы, и с Альцгеймером, говорят. Он гений в этой области. Если он не поможет, не поможет никто. Я говорил Женьке: сиди тихо, никто ничего не знает – ну заболела, ну выздоровеет. Сюжет из вечерних новостей забудется, жизнь катит дальше. Так нет, друзья должны знать! Мы всегда думаем, что кому-то есть до нас дело. Фиг тебе! Каждый умирает в одиночку. А теперь пойдут сплетни. Женька не боец, выдержки ноль, боится остаться один.

– Ты давно знаешь Марту? – перебила я.

– С тех пор, как она с Женькой. А что?

– Просто спросила. Чай, кофе?

Он задумался – только относительная воспитанность помешала ему сказать: и то и то.

После третьей чашки чая я прямым текстом сказала ему, что хочу спать. Он завернул манжет и удивленно посмотрел на часы. Было два ночи.

– Засиделся, однако, пора и честь знать, – фальшиво застеснялся он. – Спокойной ночи, малышаня. А то пошли на площадь смотреть елку, а? Я еще не видел!

Он рассматривал меня круглыми детскими глазами небесной голубизны, ожидая, должно быть, что я с радостью соглашусь и мы, взявшись за руки, побежим под елку. Или хотя бы я предложу еще кофе.

Таков Леша Добродеев – как пионер, всегда готов. Не дождавшись ни ответной радости, ни кофе, он разочарованно расцеловал меня в обе щеки и отбыл.

А я осталась переваривать информацию о том, что Марта в психбольнице и по-прежнему молчит; что Паша видел ее в парке в субботу в полдень; что учились мы в одной школе и у нас была одна учительница английского – незабываемая Ансанна, тот еще персонаж!

Я совершенно забыла о Нонне Гарань, но мой клиент, бизнес-консультат Сергей Шеремет, напомнил о ней сам. Он позвонил и спросил, как продвигается его дело. Дело! Громко сказано. Я поспешила сказать, что у меня нет ничего нового, что я пыталась, но, увы! Он ответил, что нам нужно поговорить и он приглашает меня на ужин в «Английский клуб». Ого! «Английский клуб» – самый крутой ресторан в городе.

…Он ожидал меня в холле. Завидев, поднялся навстречу. Высокий, представительный, прекрасно одетый мужчина средних лет с благородной сединой на висках. Сергей Шеремет, бизнес-консультант. Я отчиталась наскоро по телефону, сообщила, что следы Нонны Гарань давно остыли и в нашем городе ее нет, скорее всего. Я не поняла, зачем нужна была личная встреча. Не привык ужинать в одиночестве? Заскучал в чужом городе?

– Вы пришли вовремя, – улыбаясь, заметил Шеремет. – Редкое качество для женщины. Рад вас видеть, Екатерина Васильевна.

Он называл меня полным именем с легкой не-обидной иронией.

– Это же работа, – возразила я, вспомнив, как друг любезный Юрий Алексеевич пилил меня за дурную привычку приходить на свидания вовремя. Он считал это неженственным и плебейским. Настоящая женщина должна быть женственной – капризничать, опаздывать, дуть губы, не отвечать на звонки, привирать… какой-то восемнадцатый век! А стоило мне опоздать, начинался пилеж в обратную сторону – он как дурак ждет, а меня все нет. Мужская логика. Не скоро я поняла, что потребность устраивать выволочки никак не зависела от моей вины: что бы я ни сделала, выволочка меня не миновала. Сейчас я спрашиваю себя: неужели это была я? Неужели понадобилось три бесконечных года, чтобы я стала платить той же монетой и бить наотмашь? Действительно, тупик. Тупик по имени любовь. Галка же считала, что он меня зазомбировал. Может, и так. Не знаю, а только помню, что от одного звука его голоса в телефонной трубке у меня подгибались колени.