Ты есть - Марина Кистяева

– А вдруг ты его к батарее прикладывала?

– Макс!

Меня позабавила его фраза. По телу прошла теплая волна. Он у нас на кухне. Такой широкоплечий, с легкой щетиной. В глазах ирония, но какая-то светлая, добрая.

– Что Макс? Ты же сбежала, признайся.

Я прислонилась бедрами к столешнице кухонного гарнитура. Сама кухня у нас была небольшой, восемь квадратов, и взрослый мужчина сразу брал акцент на себя.

Но как же мне пришлось по душе, что он приехал.

Приехал и всё тут.

Закусила губу и тотчас услышала:

– Малолетка, нарываешься…

Я поняла его без лишних пояснений.

Меня спас щелчок чайника.

– Ты… чай? Или кофе? Могу кофе сварить. Маме на работе подарили кофемашину, но мы её ещё не пробовали.

– Нет, давай чай. Как и себе. Черный, с лимоном. Лимоны, кстати, тоже есть в пакете.

Я в изумлении покачала головой. Он продумал всё.

– Тебе чертовски идет быть домашней, Юля.

Моя поднятая рука, что потянулась за кружками, замерла в воздухе. Его интонация резко изменилась. Пробирала до дрожи.

Вечер закончится не так, как я планировала. Определенно.

– И как понимать твои слова? – мне хотелось их услышать.

– Домашнее платье, носочки, волосы в «хвосте»… Очаровательно. Редко встретишь девушку, которая без косметики да ещё с красным носом вызывает настолько сильное желание посадить её на стол и проверить какие трусики на ней.

– Орлов!

– Заваривай чай, малолетка.

– Я тебя когда-нибудь…

– Отымеешь на стуле? Так я не против.

– Скажи, у тебя кроме секса о чем-то ещё есть мысли?

– Были. Но увидел тебя, и всё, испарились. К тому же, знаешь, как хорошо быть в отпуске и дурачиться? Общаться без протоколов. Наслаждаться обществом понравившейся девушки.

Я со звоном поставила одну кружку рядом со второй.

– Долго ты ещё… в отпуске будешь?

– Две недели. У нас есть… Черт.

Он не договорил – раздался незнакомый рингтон. Максим полез в задний карман брюк, давая мне возможность спокойно заварить чай. Правда, его слова про понравившуюся девушку и так подрезали моё и без того расшатавшееся спокойствие.

Нет, я не была настолько наивна и понимала, что, раз молодой человек приходит к тебе с пакетом лекарств, это что-то значит. Но догадываться и слышать – разные вещи.

– Орлов слушает. Да… Что? ЧТОООО? Повторите!

Я резко напряглась. Даже отложила в сторону сахарницу, за которую взялась. Повернулась.

И у меня подкосились ноги.

Потому что Макса я ни разу не видела таким.

Он вскочил на ноги, лицо побледнело, в глазах появился дикий огонь и ещё нечто, с чем я ни разу не сталкивалась.

– Когда?.. Вы мне можете дать конкретные данные? Адрес больницы какой? Да, знаю! Сейчас буду!

Что-то случилось…

А потом…

– Кто был за рулем уже известно? – и голос ледяной, замораживающий.

Как и взгляд, которым он в меня впился.

Словно я в чем-то виновата.

И моя вина неисчислима. Неисправима.

– Она со мной. Да. Уже еду.

Он нажал на отбой и аккуратно, чрезмерно аккуратно положил айфон на кухонный столик.

Я молчала. Не могла ничего сказать.

Смотрела на него.

Он на меня.

– Значит так, малолетка, – он говорил коротко, рвано, словно каждое слово, каждый вздох давался ему с трудом. А у меня мир сдвинулся. Чувство надвигающейся беды подкралось, притаилось. – Твоя мать под воздействием наркотических средств села за руль. Отец пытался её остановить. Не получилось. Вернее… В общем, я пока – слышишь! – пока не знаю подробностей. Но! Сука!!! – он ударил кулаком о стену. – Мой отец с переломами доставлен в больницу. Твоя мать… тоже, но, скорее, в наркологическое отделение.

– Что?..

У меня подкосились ноги.

– Моя мама и наркотики… Макс, это…

– Молчи, малолетка. Я сейчас пытаюсь не сорваться на тебе. Не наговорить то, о чем я пожалею в последствии. НО! – он посмотрел на меня так, словно уже вынес приговор. – Но, если окажется, что твоя мать всё же причастна… Я лично выступлю её обвинителем. И посажу, не сомневайся.

– Макс, что ты такое говоришь…

– Ты едешь? Если да, у тебя три минуты.

Я, глотая слезы, полностью дезориентированная, ни капли не веря в услышанное, понеслась в ванную. Умылась холодной водой. Дальше в комнату. Как одевалась, не помню. Волосы расчесывала, одной ногой запрыгивая в джинсы.

В голове лишь одна мысль – мама не могла…

Только не моя мама! Не моя!

Что-то не так. Вот не так и всё тут!

Я вылетела из ванной, на ходу застегивая джинсы.

Максим с лицом, на котором не отражалась ни одна эмоция, ждал меня у двери. И я подумала: вот он, другой, такой, каким я его не видела ни разу. Не знала. Младший помощник прокурора.

– Я готова.

– В гольфах поедешь?

Чееерт!

Я, прыгая то на одной, то на другой ноге, кое-как их стащила по очереди, благо под ними находились обычные носки. Дальше – зимние кроссовки.

– Всё.

Максим молча кивнул.

Мы вышли, я заперла дверь.

Пока спускались по лифту вниз, молчали.

– Максим…

– Пока ничего не говори, Юля. Дай мне остыть.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Потом были звонки. Не один и не два. Он звонил, ему звонили. Он ругался, извинялся, давал указания. Поднял народ.

Я сидела, притихшая. Съежилась на сиденье, меня била мелкая дрожь. Температура, видимо, снова поднялась.

На очередном светофоре, Макс, бросив на меня недовольный взгляд, перегнулся через сиденье и откуда-то выудил перевязанный тонкой лентой плед.

– Ты замерзла. Укройся.

Меня пробило на слезу. Вот, скажите, разве так можно обращаться с людьми? Сначала приходить с вареньем в гости, явно давая понять, что зашел, не пробегая мимо. Потом сыпать угрозами в адрес родительницы. А теперь снова проявлять заботу, от которой у меня ком в горле вставал.

Я, как послушная девочка, приняла плед, развязала ленту и укрыла ноги.

– Ленту кинь в багажник.

Со мной Макс говорил отстраненно, постоянно хмурясь.