Война - Максим Юрьевич Фомин

он с подельниками-мигрантами обокрал какой-то склад. Из Германии пришлось валить.

В Мариуполе даже в 2000-е годы продолжали существовать молодёжные преступные группировки, самые влиятельные из которых находились на Левом берегу (город делится рекой Кальмиус на две части). Вообще 90 процентов тех, кого я встретил в лагерях из Мариуполя, это жители Левого берега. Конечно же, Паша жил именно на Левом берегу. В какой-то из разборок Паша порезал чувака, отмазался и получил условно.

После перестрелки в Донецке Паша уехал к каким-то старым мариупольским преступникам, осевшим в Москве. Ему дали жильё, деньги и машину. На тот момент Паше едва исполнилось 22 года, и его тонкая, молодая, романтическая натура, конечно же, решила поехать в Мариуполь и повидать любимую девушку. Его абсолютно случайно заметили знакомые сотрудники милиции и тут же арестовали… Как часто мы виним себя за какую-то глупость, но не знаем, возможно, это Божье Провидение.

— Здорово, я Паша. Эдик, Андрюха, Жорик.

— Здорово, Владлен.

— А мы тебя по телику видели. Я сразу сказал, что ты к нам заедешь…

* * *

27 ноября 2015 г. Донецкое СИЗО

— Алло, братан, здорово.

— О, тюлень, здорово. Как ты, родной?

— На СИЗО сейчас, на 802-й, на транзите. Сейчас это транзит. На 32-ю должны повезти.

— А что командиры твои? Забирать тебя думают?

— Братан, я хуй его знает, что они думают. По-моему, ни хуя.

В СИЗО я получил возможность наконец-то начать решать свой вопрос, так как теперь у меня была стабильная связь. В момент моего ареста Крым пообещал забрать меня через 2–3 дня. Конечно, я понимал, что Крым — военный и не сильно разбирается в юридических вопросах. Никто меня через 2–3 дня не заберёт: нужно собрать характеризующий материал, подать его в Генеральную прокуратуру, а потом всё это может затянуться на неопределённое время. Крым пообещал, что замполит займётся этим вопросом. Моя мама с Артёмом (он освободился ещё перед войной, в 2014 году) ходили к Крыму и начальнику штаба, их уверяли, что всё хорошо и документы уже в Генеральной прокуратуре. Не знаю зачем, но замполит начала обманывать мать и рассказывать о том, что я сижу в СИЗО в какой-то комфортной камере, в тот момент, когда я мёрз в одиночке.

— Братан, они всё пиздят, особенно эта замполит, вообще хуйню несёт. Никто там ничем не занимается. Я это понял, — сказал Артём.

Иногда мне удавалось дозвониться до Рикошета, моего непосредственного командира. Он передал матери сумку тушёнки и спальный мешок для меня, но его попытки что-либо выяснить по поводу документов тоже не увенчались успехом. Рикошет, рискуя карьерой, не увольнял меня всё время, пока я сидел, и мне начислялась зарплата.

— А рюкзак твой с вещами я, по ходу, не нашёл, его кто-то скрысил, как только узнали, что тебя посадили, — сказал Рикошет. Жалко стало отцовский шеврон войск связи, который я забрал с его старого мундира.

Пока я сидел в Горловке, в нашем батальоне сменилось руководство: Крым пошёл на повышение и стал начальником боевой подготовки полка. На его место пришёл Аскольд, который служил в «Востоке» с самого начала, но я с ним знаком не был.

— Владлен, я тебе говорю как есть: никто никаких документов на тебя не готовил, никто твоим вопросом не занимался. Я готов тебе помогать, но я не знаю, что я должен делать. Прийти на суд? Собрать документы? Скажи. Я тебе помогу, — «обрадовал» меня по телефону Аскольд.

Получается, что 2,5 месяца прошли даром, никто ничего не делал, но зачем обманывать? Зачем дарить надежду?

— Короче, я понял, командиры твои беспонтовые. Скажи маме, пусть меня наберёт, и я займусь этим вопросом, — сказал Паша.

Паша был уже не просто Паша «Мейвезер» с Левого берега, а Паша Черкес, капитан РГСО (республиканская государственная служба охраны, аналог Российского ФСО), командир одного из отрядов, который непосредственно охранял главу Республики А. В. Захарченко, и даже был его доверенным лицом.

31 июля 2011 года мы вместе поехали на этап в Калининский суд. Нас с Пашей не только судил один суд, но и одна и та же следователь вела наши дела. Это была молодая девушка, которая по-женски испытывала симпатии к симпатичному Павлу и даже передавала ему в СИЗО деньги и сигареты. В этот день Пашу после почти двух лет в СИЗО отпустили под подписку, а мне прокурор запросил 10 лет.

Немного расстроился: что-то я не был готов к двузначным цифрам. «Ебать, 2021 год. Тогда, наверно, машины без водителей ездить будут», — помню, подумал тогда.

Освободившись, Паша стал жить в Макеевке с одной моей знакомой, с которой я познакомился в «Одноклассниках». Подписка о невыезде — это не оправдательный приговор, тебя в любой момент могут посадить назад. У Паши окончательно решить вопрос не получалось, ему грозило от 8 до 15 лет. В один из дней он пропал со связи и уехал в Подмосковье.

Война на Донбассе, конечно, не дала Паше жить спокойно, и он вместе с семьёй вернулся на родину. В то время как многие люди ломились в Россию, Пашина семья ехала в Макеевку. По приезду один наш общий знакомый связал его с пацанами, которые к тому времени служили в «Востоке», это были первые числа июля 2014 года.

Рота Паши, которой командовал тоже бывший зек с погонялом Грым, занимала оборону на мосту у Первомайска, что рядом с Песками. На тот момент позиции подвергались обстрелам из артиллерии и «Градов», но сам опорник противник не атаковал. 21 июля 2014 года украинские войска пошли в наступление, зайдя с тыла со стороны аэропорта. Ополченцы растерялись, подумали, что это едет своя техника. Украинские танки фактически в упор расстреляли легковые машины и укрепления ополченцев. Один из украинских танков взорвался на мощном фугасе. Паша в первые минуты боя получил лёгкую контузию и осколочное ранение в грудь от разрыва танкового снаряда. Началась паника, очень много ополченцев просто разбежались. Многие уходили потом по темноте и попадали в засады. Потерь было бы гораздо больше, если бы не Грым, он героически работал из «Утёса» по противнику, который вынужден был полностью переключиться на уничтожение пулемётной точки, что дало возможность другим отойти. В конце концов Грым погиб в результате прямого попадания из танка.

Паша с другими ранеными бойцами отошёл полями к шахте Абакумова, где по старой русской традиции их сначала хотели расстрелять как дезертиров, а когда разобрались, стали поить водкой. К вечеру их забрали на 4-ю базу «Востока». Ходаковский построил их, поблагодарил за стойкость и поинтересовался,