Тайна Тюдоров - К. У. Гортнер

Я стиснул зубы. Речь шла о принцессе Марии, старшей сестре короля. Я помнил слова Сесила о ее непреклонном католицизме и той угрозе, которую она создавала власти герцога. Запихнув послание под одежду, я еще теснее приник к портьере. Вот уже во второй раз я участвовал в освященном временем обряде подслушивания, который упоминал в нашей беседе Сесил. Но сейчас, если меня поймают, уже точно можно прощаться с жизнью.

– Я все это понимаю, – отозвался Роберт, проведя растопыренными пальцами по спутанным волосам.

В этот момент он напоминал растерянного подростка, чьи полудетские желания столкнулись с железной волей его родителей.

– Я знаю, чем мы рискуем. Но мы с отцом пришли к выводу, что сейчас Мария не представляет непосредственной угрозы. У нее нет армии, нет поддержки среди знати, нет денег. Она, может, и подозревает что-то относительно короля, но не в состоянии ничего предпринять. Елизавета же здесь, в Гринвиче. Это она настоящая наследница. Я уверен, Елизавета поймет, какие преимущества сулит ей наше предложение. Сначала мы заручимся ее согласием, а потом приструним назойливую папистку.

Я не шевелился и почти перестал дышать в ожидании ответа леди Дадли.

– Сын мой, – произнесла она с легкой дрожью в голосе, – твой отец не был со мной откровенен в эти последние дни. Однако я знаю, какой натиск ему приходится выдерживать. Он управляет этим королевством с тех пор, как лорд-протектор Сеймур взошел на эшафот, но это не приносит твоему отцу уважения и любви. Раньше герцога называли правой рукой протектора, теперь же зовут рукой, лишившей его головы. Твое предложение разумно, однако не забывай: мы должны сражаться и с Саффолками, и с Советом. Пока они лишь задают вопросы. Но вскоре потребуют ответов.

– Если у нас будет Елизавета, мы сможем ответить им. Я пытался убедить в этом отца, но он не стал слушать. Елизавета – ключ ко всему. Она принесет нам все, о чем мы мечтаем.

– Ты нетерпелив, – укоризненно заметила леди Дадли. – Ты не можешь надеяться на расторжение брака с Эми Робсарт без одобрения Совета. И пока ты ее супруг, для Елизаветы Тюдор ты будешь лишь другом.

Роберт побледнел.

– Отец обещал, – яростно зашептал он. – Он обещал, что ни Саффолки, ни Совет не встанут на нашем пути. Он сказал, когда дело дойдет до развода, он выбьет у них согласие, хоть бы пришлось приставить им меч к горлу.

– Обстоятельства меняются, – вздохнула Леди Дадли. – Пока твой отец не имеет возможности добиваться уступок в этом вопросе. Слишком многое поставлено на кон. Елизавете не следовало появляться в Лондоне. Приехав сюда, она выбила почву у нас из-под ног. Если она решит во что бы то ни стало ходатайствовать перед Советом о встрече с братом или, боже упаси, прилюдно требовать этого от нас…

Она умолкла, и непроизнесенные слова о чудовищных последствиях этих пагубных действий словно повисли в воздухе между ними.

Затем Леди Дадли сказала:

– Твоему отцу нужно время, Роберт. Если он решил, что сейчас лучше не приближаться к ней, ты должен верить ему. Он никогда не совершает бесцельных поступков.

Говоря это, она подняла глаза и повернулась в сторону моей портьеры. От ее взгляда, исполненного злобы, мне стало страшно: точно так же она смотрела, когда знакомила со мной герцогиню Саффолк. И в этот самый момент, видя ее лицо из-за портьеры, я твердо знал, что она лжет. Обманывает собственного сына.

– Он не забыл о тебе, – сказала она мягче. – Отец просто считает более разумным сначала заняться Марией. В конце концов, кто знает, что у нее на уме? Ты говоришь, у Марии нет денег и поддержки, но, надо полагать, кто-то при дворе снабжает ее информацией, а деньги она легко найдет у испанского посла. Ситуация слишком ненадежная. От Марии нужно избавиться прежде, чем она нанесет нам непоправимый вред.

У меня екнуло в желудке. Почему она вот так мешает правду с ложью? Зачем ей отправлять Роберта подальше отсюда и от Елизаветы? Самый способный из детей Дадли, к тому же имеющий личную связь с принцессой, уедет, когда семья пребывает в смертельной опасности, – какой ей от этого прок?

Роберт внимательно рассматривал мать, будто видя ее впервые. Было ясно, что он тоже чувствовал подвох, но не понимал, как его растолковать. Его сомнения были почти зримы, словно клинок повис в воздухе между ними. Наконец он издал сдавленный смешок:

– Мария может причинить вред разве что себе самой, выставив себя полной дурой. Ей давным-давно следовало выйти замуж – и лучше за лютеранина, который вбил бы немного здравого смысла в ее упрямую католическую башку.

– Как бы то ни было, – отозвалась леди Дадли, – ты должен признать, что она создает трудности. Что, в сущности, мешает ей проехаться по деревням и пробудить к себе симпатию? Сброд обожает неудачников. Мне бы лучше спалось, знай я, что она в Тауэре. Всего-то день-другой в седле и несколько неприятных часов – и дело сделано. Тогда ты сможешь вернуться к Елизавете. Она никуда не исчезнет за это время.

На лице Роберта, слушавшего доводы матери, отражалась внутренняя борьба. Я не удивился, когда он в конце концов кивнул:

– Исчезнет, как же. Да она упряма, как мул, ничем не лучше сестрицы. Елизавета не двинется с места, покуда не получит ответы на все свои вопросы. Что ж, если арест Марии способен пробудить хоть толику разума у этих остолопов в Совете, да будет так. Я доставлю ее в Лондон в цепях.

Леди Дадли склонила голову:

– Я счастлива слышать это. Пойду расскажу твоему отцу. Он совещается с лордом Арунделом. Они, разумеется, хотят отправить с тобой благонадежного человека. Когда приготовления закончатся, тебя известят. Почему бы тебе не вздремнуть немного? Ты выглядишь усталым.

Она погладила его по щеке, но этот жест не был проявлением материнской нежности.

– Ты ведь наше самое талантливое дитя, – промурлыкала она. – Терпение. Твой час придет.

Леди Дадли развернулась и удалилась, шурша юбками. Как только дверь закрылась за ней, Роберт схватил один из подсвечников и с силой швырнул о стену. Посыпалась штукатурка. В воцарившейся тишине он сидел, тяжело дыша, словно загнанный зверь. Поборов неприятные ощущения в желудке, я взлохматил волосы, распустил шнурки джеркина и, сонно моргая, высунулся из-за портьеры. Роберт так и взвился:

– Ты? Ты что, был здесь? И все слышал?

– С учетом сложившейся ситуации, – заметил я, – я предпочел не высовываться.

Он сощурился:

– Черт тебя задери, подслушивал, гаденыш этакий!

Я потупился:

– Простите, но я очень устал. Вся эта выпивка прошлой ночью, а потом скачка… Я заснул прямо на постели милорда. Прошу вас простить меня. Больше этого не случится.

Роберт пристально смотрел на меня. Затем, подойдя ближе, влепил мне оплеуху. Я отшатнулся, но устоял. Он не сводил с меня взгляда, а затем сухо произнес:

– Говоришь, заснул? Поучился бы, как следует пить. Или пил бы поменьше.