Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

гувернеры и гувернантки с английским и французским языками, а также девицы из Прибалтики, бойко болтавшие по-немецки.

Таковы были предпосылки для маминых поисков работы. И немудрено, что однажды она услышала: в ИноТАССе требуются переводчики на немецкий. До этого мама уже переводила. Статейки на русском приносила ей женщина по фамилии Таубе. «Таубе» по-немецки — «голубь». Мама переводила статейки на немецкий, а Таубе, дама средних лет со знойным темным пушком над губой, уносила их в клюве неизвестно куда. Гонорар делили пополам. За что папа и все немногочисленные мамины знакомые маму укоряли — ведь переводила она одна.

В конце концов мама решилась пойти в ИноТАСС. Далось ей это нелегко. И я ее понимаю. Никаких связей, протекции у нее не было. Не было и стажа работы.

И все же мама встала с дивана (по моей позднейшей классификации, мама была «дама лежачая», а я, к примеру, «сидячая», в отличие от «дам ходячих» — предприимчивых) — мама встала и пошла…

ИноТАСС находился в то время в доме Наркоминдела на площади Воровского. Как она теперь называется — не знаю. Небольшая площадь Воровского плавно перетекала в Лубянскую площадь. А перед зданием Наркоминдела стоял памятник Вацлаву Воровскому, советскому дипломату, убитому в 1923 году в Лозанне.

К тому времени, как мама явилась на площадь Воровского и робким голосом попросила дать ей пробный перевод, претендентки на роль штатных переводчиков в ИноТАССе всем давно надоели. Немецкий многие из них знали, но не имели представления о том, как грамотно и адекватно изложить политический, да и вообще любой текст на чужом языке. И заведующий ИноТАССом Константин Уманский13 вынужден был переводить на немецкий сам.

Поэтому маму встретили не слишком дружелюбно. Просто сунули статью из газеты — пробный перевод. Она очень быстро перевела статью и… поехала домой. Шли дни, недели, прошел месяц — ИноТАСС молчал. Потом выяснилось, что на пробную работу моей мамы Уманский взглянул совершенно случайно и спустя долгое время. Мог бы и не взглянуть вовсе. Как сказано, эти пробные переводы были дохлый номер. Но Уманский все же взглянул. Игра случая или перст судьбы? Взглянул и ахнул — перед ним было то, что нужно: в мамином тексте не надо было править ни слова.

«Кто это перевел?» Выяснилось, что у мамы не взяли ни адреса, ни телефона. Подняли на ноги всю Москву. И к нам в Хохловский пожаловал нарочный из ИноТАССа. Маму молниеносно оформили и положили ей высокий оклад.

В 20—30-х годах таких, как она, именовали «беспартийными спецами». Именно благодаря беспартийным специалистам, как я понимаю, из водопроводных кранов в Москве текла вода и старые трамваи с гроздьями пассажиров на открытых площадках исправно бегали по своим маршрутам.

Мамины переводы для меня — чудо. Маме давали гору сообщений — коротких и длинных, она их просматривала и шла к иностранным машинисткам, где и диктовала весь материал на немецком с листа. И так каждый день. Вернее, не каждый день, а каждую ночь. Первое время она, как и весь ИноТАСС, работала по ночам. А позже, когда ИноТАСС и РОСТА соединились в здании на Тверском бульваре под именем ТАСС, мама перешла на дневную работу. Однако и тогда очень часто засиживалась до ночи.

При этом у мамы не было ни приличных словарей, ни хороших справочников — эту литературу в СССР практически не издавали. Был только совсем небольшой немецко-русский словарь, весь исписанный маминой рукой, и старый энциклопедический словарь, «Маленький Брокгауз» на немецком, выпущенный еще в Веймарской республике.

Этот «Брокгауз» перешел ко мне по наследству, хоть и в сильно потрепанном виде, без первых и последних страниц. Долгие годы он был и для меня источником истины в последней инстанции. На советские энциклопедии нельзя было положиться. Еще хуже обстояло дело с энциклопедиями из ГДР, ставшими в СССР после войны доступными.

Только в конце 70-х, благодаря мужу, который за свое звание доктора наук имел ряд привилегий, в том числе возможность ежегодно выписывать за валюту из капстран книги по специальности, нам удалось получить современный энциклопедический словарь.

Разумеется, валюты давали Д.Е. очень немного. И чтобы добыть нужные книги, надо было просидеть не один час за каталогами на «чердаке» Дома ученых, где проходила процедура выписки.

Конечно, выпиской занималась я. И вот в один прекрасный день я увидела, что за малые деньги можно получить из Западной Германии «Энциклопедию Майера», пусть в дешевом «карманном» издании.

И, о чудо! Энциклопедия Майера пришла к нам в дом. С тех пор все 24 тома майеровской энциклопедии в специальной коробке стоят у меня на письменном столе. И я нахожу в них все, что мне надо.

24 тома «Майера» — мой компьютер!!!

Ну а как же мама? Насколько я знаю, ни до войны, ни после 1945 года в ТАССе не позаботились о необходимых справочных изданиях.

Маму спасал ее безупречный языковой инстинкт. И ее образованность. И добросовестность. И талант!

Притом маме давали самые разные тексты, не обязательно политические. Иногда это были статьи на специальные темы, например по машиностроению, или по химии, или по астрономии, или по минералогии. Она бегло просматривала их и диктовала машинистке с листа по-немецки. Так же она позже переводила на немецкий и неудобочитаемые романы таких авторов, как Панферов или Шухов. Романы советских писателей были маминым приработком. К нам домой приезжала вечером Варвара Михайловна Кабанова, тассовская машинистка, и привозила с собой громоздкую пишущую машинку с латинским шрифтом. Кстати, Варвара Михайловна и другие ее коллеги из ТАССа писали без ошибок на трех языках — немецком, французском, английском. Тоже неплохо! И мама, глядя в книгу, диктовала немецкий перевод. Классику ей не заказывали. А жаль!

Между делом мама перевела и все номера журнала «СССР на стройке», детища Горького, которое сейчас ценится на вес золота. Единственный мамин внук, создатель соц-арта Алик Меламид, еще успел полюбоваться иллюстрациями в этом журнале.

Конечно, в маминой работе в ТАССе была и обратная сторона. Боже мой, какую ложь переводила мама изо дня в день: речи Сталина, Молотова, Микояна, Ворошилова плюс стенограммы процессов 1936–1937 годов. Эту ложь, которую наша страна источала десятки лет, читали в Германии, Швейцарии и Австрии на безупречном мамином немецком.

Зато маме повезло с окружением и с начальством. В ИноТАССе в конце 20-х еще веял живой дух. Да и после работали интеллигентные люди. Глава ИноТАССа в 20-х Уманский был, очевидно, человеком незаурядным — он принадлежал к первой плеяде интеллигентов, пошедших на службу к