Скандал в благородном семействе - Марина Серова

Михаил Сергеевич задумался, повертел в руке ложечку, а потом произнес:

— Если мне не изменяет память, то раньше Виталий часто бывал в Трубном районе у какой-то девушки. Они, кажется, встречались, и довольно долго. Может, и сейчас еще общаются. Полагаю, она должна знать больше.

— А как ее найти, вы не знаете?

— Увы, — улыбнулся прямо-таки обворожительной улыбкой хозяин квартиры. — Виталя часто про нее рассказывал, но адреса, естественно, не упоминал. Могу вам сказать только, что ее зовут Снежаной. Я запомнил, потому что имя очень редкое и красивое. Вы лучше о ней у его хозяйки спросите. Может, она знает?

Пока Михаил Сергеевич все это говорил, я не отрываясь слушала его, все более понимая, что он мне определенно нравится. Кажется, я была бы не прочь с ним пообщаться в свое свободное время. Он наверняка должен быть совсем не таким, как все мои кавалеры, а особенно последний — эгоистичный карьерист по имени Эдуард.

Из настенных часов высунулась маленькая кукушка и пропела свою обычную песенку. Я встрепенулась, быстро придя в себя от неожиданных сладких грез, — работа ждала, а значит, на личную жизнь времени пока все равно нет. На всякий случай, правда, я все же оставила Михаилу Сергеевичу номер своего телефона, попросив, если он что-то вспомнит касательно Виталия, обязательно мне перезвонить, и нехотя покинула его квартиру.

Как же отыскать адрес Снежаны? Хозяйке квартиры Дубровина я сказала, что я его девушка, а потому нечего и думать просить ее разрешения на осмотр вещей квартиранта. Или, может, показать ей удостоверение? Ага, и признаться в том, что я ей самым наглым образом наврала? Да, некрасиво вышло. Но кто ж знал, что так получится.

Когда я выходила из калитки Михаила Сергеевича, из знакомых ворот показалась квартирная хозяйка Виталия и куда-то направилась, неся в одной руке большую сумку, как мне показалось с продуктами, а в другой ведя на поводке собачку.

Значит, она отбывает надолго. Наверное, на дачу. А что, очень даже кстати. Проберусь в дом и тихо, никого не тревожа, осмотрю вещи Дубровина. Эх, был бы сейчас рядом Киря, сразу бы начал кричать, что проникновение в чужой дом запрещено законом и… Но его нет, и значит, я могу действовать так, как привыкла.

Дождавшись, пока женщина исчезнет из моего поля зрения, я осторожно перелезла через забор, который был значительно ниже, чем ворота, и оказалась во дворике. Как можно быстрее я добежала до крыльца и принялась искать ключ. Насколько мне было известно, в частном секторе, так же, как и во многих деревнях, хозяева все еще не забирают ключ с собой, а по старой привычке прячут его где-то поблизости: под коврик, в щель возле двери, за подоконником, под камнем и так далее.

В общем, я пошарила около входа в квартиру и, как и ожидала, нашла ключ прямо под дверью, в щели, прикрытой набитым на дверь дерматином. Открыв замок, я вошла в дом, понимая, что медлить опасно, вдруг хозяйка вернется да и застукает меня здесь.

В доме я не стала ничего осматривать, а сразу пошла к комнате, в которой, как я поняла из рассказа хозяйки, проживал Виталий. Как только открыла дверь в нее, стало ясно, что я не ошиблась, так как на всех четырех имеющихся в ней стульях висела кучей различная мужская одежда. Да и в целом о порядке тут говорить не приходилось. Квартирант, кажется, не слишком заботился об уюте и чистоте, а хозяйка сюда и носа не совала.

Пробежав взглядом по всем вещам, я решила, что сначала нужно осмотреть карманы одежды. Подойдя к первому стулу, я принялась перетрясать все подряд, нисколько не заботясь сложить все обратно, как оно лежало. Если Виталий так давно тут не появлялся, то он все равно вряд ли помнит, как, что и куда именно он бросил.

Мне удалось найти только какую-то мелочь, несколько кассет группы «Ария», небольшой плейер и какие-то проводки, непонятно для чего понадобившиеся. Пришлось переключиться на проверку других вещей. Открыв шкаф, я стала выдвигать ящики, в которых навалом лежало много разной ерунды — вырезанные из журналов портреты певцов и артистов, расписки за внесение квартплаты хозяйке и так далее. А среди прочего — фотокарточки самого Виталия и еще какой-то девицы. Перевернув одну фотографию, я увидела надпись: «Снежана. С любовью из Московского закоулка, семь дробь четыре».

А вот, кажется, и искомый адрес. Теперь можно и мотать отсюда.

Задвинув назад ящик, который вдруг почему-то пожелал оказаться заклиненным и никак не хотел засовываться обратно, а потому мне даже пришлось слегка попинать его ногой, я вновь выскользнула из дома, закрыла его на замок, вернула ключ на прежнее место и выглянула из-за ворот. В сторону дома направлялась какая-то бабулька с крошечной собачонкой на руках.

— Маш, а Маш! — заголосила она еще за полметра от забора, от чего у меня чуть не лопнули перепонки. — Ты дома, что ль? Людка грибов море привезла, зовет тебя к себе, помочь надо.

Я пригнулась за воротами, зная о том, что их-то, уходя, хозяйка все же заперла, а значит, войти во двор и увидеть там меня никто не мог. Бабка же продолжала орать, и у нее, кажется, даже не возникло мысли, что никого может и не быть дома.

Я тяжело вздохнула и обреченно подняла глаза вверх, предчувствуя, что голос бабульки будет преследовать меня всю ночь. И тут прямо над верандой увидела стоящего в окне Михаила Сергеевича и внимательно следившего за моими действиями в чужом дворе.

Черт, ну почему именно ему нужно было меня тут увидеть? Теперь-то уж он вряд ли пожелает иметь со мной дело. Я вздохнула, сокрушаясь, что, кажется, сама же и оттолкнула от себя свое счастье. Но делать уже было нечего, и, слегка улыбнувшись и помахав ему рукой, я вновь уставилась в щель на воротах, на чем свет стоит ругая мысленно голосистую бабку.

Наконец она все же устала от собственных криков и поплелась в обратном направлении. Я практически сразу же перемахнула через забор, не испугавшись даже того, что она может внезапно обернуться, и понеслась к своей машине.

— Вы Снежана? — спросила я необычайно коротко подстриженную девушку в шелковом халатике, стоящую в проеме двери.

— Ну я, а что? — оценивающе пробежав по мне взглядом, не совсем приветливо ответила та.

Она явно была не из рода благородных дам, а походила скорее на девиц одной древнейшей профессии и по тому, как красилась, и по тому, как себя вела. Ее макияж был ярок и перечеркивал напрочь всю естественную прелесть: губы она обводила намного дальше их естественных границ, глаза округляла «стрелками» до неимоверности, хотя и ее собственные были не такими уж и маленькими. А волосы она красила в черный, хотя брюнеткой явно не была и он ей не шел, делая еще вульгарнее.

— В таком случае я к вам, — наконец произнесла я. — Можно войти?

— Вот еще, с какой стати? Говори, чего надо, и проваливай, — огрызнулась девица, хотя я еще не успела произнести в ее адрес ни одного плохого слова.

«Ну, раз не хочешь по-хорошему, будем по-плохому», — решила я и полезла за своим удостоверением.