Водомерка - Линда Сауле

Наконец, она выбрала самое дальнее парковочное место, чтобы выгадать еще несколько минут, пока будет шагать до здания городского суда – викторианского особняка в готическом стиле. Церемониальное место, вызывавшее восторг гостей города и вселявшее в нее сейчас такой ужас.

Она вошла в центральные двери и остановилась посреди просторного холла с белыми мраморными полами. Ее окутал дух возрожденной старины. Всего год назад закончилась реставрация – зданию, построенному в 70-х годах XIX века, вернули его первоначальный облик. Колонны и белые арочные анфилады с заостренной верхушкой возвышались в два этажа, перекрывая доступ солнечным лучам, словно оставляя гостью на дне глухого колодца, в котором свет виден, лишь если задрать голову. Если обратиться к Богу.

Сьюзан покрутила головой, пытаясь найти нужный кабинет, и наугад пошла вперед в сумрак лестницы, убегающей под каменные балкончики, узоры на которых напоминали четырехлистники. «Пошла на удачу», – нервно ухмыльнулась она себе, поднимаясь на второй этаж, миновала кабинеты сотрудников, пока наконец не нашла нужный ей зал судебных заседаний по семейному праву.

Она настроилась на длительный позорный судебный процесс, но ее опасения не оправдались: все прошло довольно быстро. Едва дослушав содержание дела, показания инспектора и доводы Сьюзан, которые, как бы она ни старалась, прозвучали как оправдание, окружной судья, широкоплечий, больше похожий на боксера, чем на должностное лицо, ударил молотком и вынес окончательный вердикт. Полтора месяца домашнего заключения для Киллиана. Надзор за исполнением возлагается на представителя власти, сержанта Дэли. И на этом все.

После заседания Сьюзан чувствовала воодушевление, словно нашла горшочек с золотом на конце радуги, а в голове звенела, как пригоршня ценных монет, мысль: она не ужасная мать. Не безответственная трудоголичка, которой наплевать на доверенного ей ребенка. Она мать мальчика, которому нужна помощь. Киллиан оступился и нуждается в твердой руке взрослого. С этим она точно справится. Главное, чтобы сын знал: за свои поступки нужно нести ответственность, а с зависимостями – бороться. А уж она постарается убедить его, что путь исправления кому-то важен. Он, наконец, должен осознать, что больше не один, что за ним стоит его семья, которая не бросит в трудную минуту.

Телефон булькнул сигналом, когда она уже садилась в машину. Сьюзан открыла мессенджер и увидела сообщение от Ирвина: «Как все прошло? Не смог прийти, работа». «Дали полтора месяца домашнего ареста. Тебя назначили ответственным», – набила она в ответ. «Хорошо. Смотри, что мы нашли», – прилетело следующее послание, и Сьюзан открыла видео: Ирвин снял на телефон кусок записи с камер видеонаблюдения.

Сердце ухнуло вниз, когда она увидела Питера Бергманна, входящего в здание. Она не сразу поняла, что это городской почтамт Слайго. «Он зачем-то ходил на почту», – поразилась Сьюзан и впилась глазами в изображение уже знакомой фигуры – все те же сутулые плечи, словно под грузом невыносимой печали, на которые наброшена кожаная куртка, отрешенный взгляд, медленные движения. Седая голова, узкое лицо, на руке часы, в руках – снова пакет.

Дальше – запись с внутренней камеры. Бергманн остановился спиной к стеклянным дверям, лицом к залу, по которому ходят случайные посетители почтамта. Похоже, это утро, освещение очень сочное, контрастное, на плиточном полу плещутся яркие блики солнечный лучей. Утренняя суета, которой он не поддается, оставаясь медлительным, погруженным в собственные мысли и ритм шагов, из которых не хочется выныривать на поверхность, возвращаться в реальность. «Словно он не принадлежит этому месту», – подумала Сьюзан.

Он прошел к стойке у кафетерия и сделал заказ, почти не поднимая головы, едва глядя на продавца. Сел за столик, за которым уже сидел случайный мужчина, читающий газету. Питеру Бергманну принесли его заказ – сэндвич и стаканчик. Интересно, он выбрал чай или кофе? Он доедает бутерброд, допивает содержимое стаканчика, аккуратно прибирает за собой, выбрасывает использованную бумажную посуду в мусорный бак и встает.

Шагает к стойке, за которой работают сотрудницы почтамта. Покупает конверты, марки, расплачивается монетами и возвращается за тот же столик, где перекусывал. Сосед справа уже ушел, столик в полном распоряжении Питера Бергманна. Он ставит пакет на опустевший стул, Сьюзан попыталась на глаз определить вес пакета, но не сумела. Вот он достает оттуда какие-то листы, сложенные вчетверо. Не разворачивая, кладет каждый из них в конверт. Сьюзан насчитала пять. Он заклеивает каждый из пяти конвертов, сорвав защитную пленку, и опускает в большой почтовый ящик, стоящий неподалеку.

Возвращается на место и какое-то время сидит, глядя на пустой стол. Невозможно сказать, какие мысли бегут в его голове в это время, никаких эмоций, полная бесстрастность, словно маска. Болезненное, теперь Сьюзан явственно это ощущала, лицо.

Он встает и как будто растерян, словно забыл, где выход. Озирается, делает шаг в одну сторону, затем в другую. Потом, наконец, выходит на улицу. На этом съемка оборвалась.

«Питер Бергманн отправлял кому-то письма», – ошарашенно отбила ответное сообщение Сьюзан. «Да. 5 писем. Надеюсь, смогу выяснить, кому». – «Я тоже попытаюсь». – «Куда ты собралась?» – «На почту». – «Ты неисправима». – «Увидимся».

Сьюзан бросила телефон в сумку и выехала с парковки. Ей нужно успеть в главный почтовый офис до закрытия. Позади раздался звон колоколов, словно напутствие помнить о хорошем, музыка, настраивающая на добрые деяния. Могла ли Сьюзан быть уверенной, что ее поступки именно такие? От любопытства до порока всего один шаг, нужно всегда помнить об этом. Где она слышала эту фразу?

Домой Сьюзан вернулась уже затемно. Открыв дверь, она учуяла дивный аромат мяса и пропеченной картошки. Забытое ощущение детства захлестнуло ее. Время, когда можно вернуться домой в любом настроении и получить порцию горячего супа, поджаристого хлеба и сладкого чая.

– Ма? Это ты там? – крикнула Сьюзан в сторону кухни. Мать вышла в переднике, прическа – волосок к волоску, словно она только что сделала укладку. Сьюзан рефлекторно потянулась рукой и пригладила непослушные кудри, доставшиеся ей от отца, в тщетной попытке умерить их буйный нрав.

Мать заботится о ней, это видно. Через день привозит продукты, общается с Киллианом, прибирается, теперь вот приготовила ужин, словно своих дел мало. Сьюзан повезло – Астор присущ материнский инстинкт в должной мере, и он не иссяк с годами. Мать не устает звонить, выслушивать рассказы о проблемах взрослой дочери, поддерживать. Тогда почему же Сьюзан лишена этого инстинкта? Мысли снова свернули в неприятное русло: возможно, собственный ребенок пробудил бы эти невидимые струны, тогда как со взрослым приемным – материнские чувства так и остались в зачаточном состоянии, словно рудимент.

– Привет, проходи, ужин скоро будет готов. Я подумала, тебе некогда готовить с этим судом и работой.

Сьюзан разулась и вошла в теплую кухню. На запотевших стеклах капельки воды ловили огоньки, превращая их в стекающие блестящие гирлянды. Она поняла, что жутко голодна.