Лис - Михаил Ефимович Нисенбаум

курирует институт в комитете. Наверняка Жильцова как-то все объясняла, но почему он не помнит этих объяснений?•

Дорого́й Водовзводнов думал про дочерей, особенно про Арину, младшую. В пятнадцать лет девочке нелегко учитывать и вкусы одноклассников, и правила отца. Приходится выбирать, и при любом выборе ожидает чье-то разочарование. Игорь Анисимович вздохнул.

За окном черного «мерседеса» проносились кирпичные стены оград, скрывавших от посторонних глаз усадьбы Жуковки, Барвихи, Раздоров. Водовзводнов бывал здесь не раз, так что ровная кладка высоких оград не могла скрыть от его воображения рублевских хором. Именно за городом только и можно понять, насколько поднялся человек и как он представляет себе достойное существование.

Любого обитателя этих мест Водовзводнов уважал и презирал одновременно. Уважал, потому что успех в России мало кому выпадает по наследству, выигрышем в лотерею, без причины. Презирал, потому что все здешние тузы были выскочки, перевертыши, лихоимцы. Лучше прочих Игорь Анисимович относился к артистам и музыкантам – эти талантом наживают, хотя как можно уважать артиста? Для кого он играет и поет? Для того, кто платит деньги, то есть для все тех же выскочек.

Взять хотя бы Султана. Кем бы он стал в прежние времена? Ну трестом бы руководил. Четыреста рублей зарплаты, в Болгарию бы ездил в отпуск раз в два года, никаких яхт, никакой недвижимости на Лазурном берегу, никаких черных «мерседесов». А сколько ему пришлось хребтов сломать, сколько поклонов отбить, да и до сих пор приходится.

Сегодняшняя поездка – в чем ее цель? Зачем этот почетный эскорт, зачем вообще выезжать в загородную резиденцию? Можно было спокойно договориться о встрече в Москве, в ректорском ли кабинете, в кабинете ли совладельца Госнафты или на ничьей земле, в клубе. Нет, Караев решил принять его у себя в доме, то есть поразить богатством и продемонстрировать степень доверия. В чем же причина? Конечно, в том, что у сынка Султана до сих пор долги по весенней сессии.

Другой на месте Водовзводова отказался бы от этой поездки. Что он, простой преподаватель, которого в ресторан за зачет приглашают? Но Караев тоже не мелкого пошиба богатей, он с правительством работает, должен понимать, с кем имеет дело. Игорь Анисимович хотел ехать на институтской машине, однако Султан настоял: мол, во время визита он отвечает за безопасность высокого гостя.

Что он может предложить? Деньги на ремонт главного здания? Научную программу плюс ежегодную премию? Стипендии лучшим студентам? Вот что значит верный курс института: родительские чувства первых людей в государстве и в бизнесе согревают институт, в котором учатся дети первых людей.

Перед бронированными воротами был выстроен КПП размером с небольшой коттедж, Водовзводнов увидел на улице шестерых охранников в черной форме, вооруженных автоматами. За десять метров до главных ворот был установлен шлагбаум. Скажите на милость, какая охрана. Словно здесь не жилище бизнесмена, а завод по производству секретного космического оружия. «Золотые унитазы, малахитовые стульчаки», – подумалось ректору. Он решил примечать курьезное богатство поместья, чтобы при случае рассказать в подходящей компании.

Створа ворот неспешно поплыла вбок. Передняя машина свернула на обочину, и в поместье въехал один Игорь Анисимович. Он ждал, что взгляду откроется какой-нибудь новый Тадж-Махал. Но мощеная камнем дорога плавно врезалась в рощу пиний, а через минуту итальянские сосны остались позади и взгляду открылся удивительной красоты парк со стрижеными туями, альпийскими горками, каменными японскими фонарями и оплетенными виноградом беседками. Парк был устроен сдержанно, и мастерство садовников не переходило той черты, за которой искусство бросается в глаза и превращается в искусственность. Город донашивал осеннее платье, а здешний парк словно не замечал времени года. Лиственных деревьев здесь не было, подстриженные туи и кипарисы строем тянулись в глубину сада.

Машина обогнула невысокий холм, инкрустированный круглыми розоватыми камнями и обшитый разноцветными мхами, и дорога побежала вверх, к главному дому. К удивлению Игоря Анисимовича, дом, выплывший из парка, вовсе не казался дворцом нувориша. Это был современный, даже, пожалуй, авангардистский дом, составленный из объемов, каждый из которых на полтона, на несколько градусов выбивался из общего строя, придавая архитектуре притягательную изменчивость. Большие окна-грани по-разному встречали свет, и особняк удивлял тонкостями, а не богатым убранством.

«Только бы обошлось без сынка в домашней обстановке», – беспокойно подумал Водовзводнов, глядя на разворачивающийся в окне машины парк. Машина обогнула итальянский фонтан с мраморными тритонами и остановилась на площадке перед домом. Водитель сидел, не повернув головы и не произнося ни слова. Не успел Игорь Анисимович удивиться, как дверь распахнулась, и в салон вбежал сквозняк, пахнущий цветами и дальним костром из сухой травы. Стараясь не кряхтеть, ректор выбрался из машины. Почтенный пожилой господин, напоминающий английского пэра, слегка поклонился поднимающемуся Водовзводнову.

– Будьте любезны проследовать за мной, – произнес пэр на чистейшем русском языке, показывая на дом рукой в кремовой перчатке.

«Это кто? Мажордом? Швейцар? Секретарь?» – Игорь Анисимович не мог понять, о чем свидетельствует такой прием: о сугубом уважении хозяина к гостю или о попытке доказать свое заоблачное величие. Через гулкий холл с высокими стеклянными потолками, сквозь которые виднелись проплывающие облака, служитель проводил Водовзводова в библиотеку. Из окон библиотеки открывалась панорама парка. Мажордом сообщил, что Султан Вагизович выйдет через минуту. Ничто в комнате не указывало на восточную роскошь. Никаких ковров, чучел, сабель, никакого золота. Добротная старинная мебель, светлые льняные панели, улыбчивый огонь светильников в дальнем углу, книги, главным образом английские и немецкие, расставленные в шкафах от пола до потолка не по цвету корешков, не для украшения интерьера, а по делу. В простенке – небольшое полотно то ли Брака, то ли Пикассо кубистского периода: охристо-серые, дубово-зеленые и медно-красноватые тона – загадочно-сосредоточенная гармония.

Тут ректор вспомнил, что супруга Караева – главный редактор журнала то ли об архитектуре, то ли о дизайне, то ли о домашних животных. Выдержанность вкуса в интерьере противоречила образу закавказского магната. Не понимая, что за человек Караев, Игорь Анисимович терялся в догадках, чего от него ждать и как разговаривать.

Дверь беззвучно отворилась, и в библиотеку вошел хозяин в удобном домашнем костюме, не имевшем ничего общего ни с халатами, ни с «адидасом». Как все прочие вещи, одежда Караева выглядела аристократически просто. «Где-то должна быть тайная комната с кальянами, ятаганами и львиными шкурами, Султан, меня не проведешь», – подумал Водовзводнов, придав лицу выражение радушной суровости, каким встречал у себя в кабинете просителей уровня заведующих кафедрами. По улыбке хозяина нельзя было понять, открывает ли она чувства Караева или надежно их прячет. Дымчатые брови его были высоко подняты, словно Султан Вагизович был приятно удивлен всем, что связано с Игорем Анисимовичем.

Караев предложил ректору позавтракать, от чего тот учтиво отказался, давая понять, что хотел