Непокорный ангел - Джейн Фэйзер

Дэниел вернулся к концу пятого дня. Он догнал Генриетту и дочерей, тихо идущих по дороге, усталых, но веселых, с охапками осенних листьев в руках. Дэниел вопросительно посмотрел на неряшливый вид дочерей и на Генриетту, которая тоже была не в лучшем виде. Однако они были так счастливы, что он заразился их хорошим настроением. Дэниел был подавлен событиями последних дней, и их веселость подействовала на него успокаивающе. Он спешился и в сгущающихся сумерках пошел с ними пешком к дому. Девочки простодушно рассказывали ему обо всем, что случилось за эти дни, постоянно обращаясь к Генриетте за подтверждением, одобрением и разъяснением. Она отвечала с естественной легкостью и приветливой улыбкой, отчего Дэниелу стало немного легче. Пусть он приобрел неимущую жену и огромный долг, но его дети явно обрели, как он и надеялся, любящую подругу. Случайно разорванная нижняя юбка, сползший чулок и испачканное колено не имели большого значения.

— Ты выглядишь очень усталым, — сказала Генриетта, отослав детей наверх с госпожой Кирстон. — Я согрею воду, если хочешь помыться перед ужином. Ты почувствуешь себя намного лучше.

Дэниел был доволен таким проявлением заботы.

— Хорошая мысль, Гэрри. Распорядись, чтобы приготовили горячую воду. Я буду рад смыть дорожную грязь… и зловоние парламента, — добавил он с неожиданной яростью.

— Там было плохо? — Она инстинктивно прикоснулась к его руке. В голосе мужа не осталось и следа веселости, а черные глаза глядели холодно и устало.

— Мне не хочется говорить об этом, — сказал он, не желая быть резким, но не в силах сдержаться.

Генриетта проглотила обиду, успокаивая себя тем, что он устал и голоден.

— Я пойду прослежу за подготовкой купания для тебя, — сказала она, как ей казалось, твердым голосом. — И приготовлю что-нибудь особенное к ужину.

Генриетта поспешила в мыльню. К несчастью, она забыла или, может, просто не знала, что сегодня был единственный день месяца, когда большие медные котлы очищали от накипи, скапливающейся при постоянном нагревании. Печи в мыльне погасили, и горячей воды не было.

Она стояла, закусив губу, в холодном, пустом помещении, обычно наполненном паром и бульканьем кипящей воды. Ей следовало бы знать такую элементарную вещь в домашнем быту.

— Вы чего-то хотите, миледи? — раздался позади нее бодрый голос одной из служанок.

— Горячей воды, Мэг, — сказала Генриетта с печальной улыбкой. — Сэру Дэниелу нужно помыться.

— О, Том отнесет чан в его комнату, — сказала девушка. — Горячая вода есть на плите в кухне. Я поищу Тома.

— Благодарю, Мэг. — Генриетта вернулась в дом и поднялась наверх, чтобы объяснить Дэниелу изменение в плане. Он выслушал ее без всякого удивления и сказал, что с удовольствием помоется у огня, вместо того чтобы тащиться в мыльню.

Стук в дверь возвестил о прибытии Тома с чаном.

— Как дела в Мейдстоуне, сэр Дэниел? — спросил он напрямик, устанавливая свою ношу перед огнем.

— Расскажу, как только помоюсь, — сказал Дэниел, с благодарностью принимая готовность Тома помочь ему снять сапоги. — Они ублюдки, Том, все до единого.

Казалось, оба забыли о Генриетте, которая чувствовала себя посторонней. Было очевидно, что ее муж собирается обсудить с Томом такие вещи, какие не хотел обсуждать с ней. Она потихоньку оставила их и отправилась на кухню, чтобы приготовить что-нибудь особенное к ужину.

Повар отнесся с явным недоверием к сообщению, что хозяйка дома собирается лично готовить творожный пудинг, одно из любимых блюд сэра Дэниела. Однако он достал рецепт, вынул в кладовой необходимые продукты и отошел к дальнему концу длинного кухонного стола заканчивать свою работу.

Кажется, это довольно просто, думала Генриетта. Надо только следовать рецепту. Единственное затруднение вызывало количество трав и специй, не указанное в рецепте. Кухня была полна людей, но все они были заняты своей работой, и она не хотела обращаться к ним с вопросами. Действуя по принципу, что добром добра не испортишь, она щедрой рукой сыпала в тесто перец, мускатный орех и сладкий майоран. Разбивание яиц вызвало некоторые трудности, но перемешивание, взбивание, натирание сыра, замачивание хлеба в молоке оказалось простым делом, и результат, когда вся масса была уложена в форму для пудинга, выглядел вполне прилично, если не обращать внимания на случайно попавшие в тесто кусочки яичной скорлупы. Генриетта поставила форму на кастрюлю с кипящей водой, которая, в свою очередь, стояла на тагане, чтобы пудинг готовился на пару, и пошла наверх пожелать девочкам спокойной ночи.

Проходя мимо комнаты госпожи Кирстон, она услышала доносящиеся оттуда голоса воспитательницы и сэра Дэниела. Дверь оказалась открытой, и Генриетта заглянула в комнату. Вид у Дэниела был мрачный. Госпожа Кирстон казалась очень взволнованной. Они повернулись к Генриетте, и она удивилась тревожному выражению их лиц.

Когда она вошла в детскую, Нэн уже спала, однако Лиззи была настроена поговорить, и Генриетта просидела у ее постели около двадцати минут, рассказывая истории о том, как в детстве подкладывала лягушек в кровати своим сводным братьям.

— Когда у тебя будет ребенок, он станет нашим единокровным братом или сестрой, не так ли? — Лиззи, зевая, улеглась поудобней.

— Да, — согласилась Генриетта, натягивая одеяло ей до подбородка. — А вы станете уже достаточно взрослыми, чтобы не обижать малышку. Мне ведь тогда было всего пять лет, ты должна это помнить.

— Уже давно пора спать, — сказал Дэниел, с хмурым видом входя в детскую. Он наклонился поцеловать дочерей и коснулся кончиком пальца длинной царапины на щеке Нэн. — Как это произошло?

— О, это от колючки, когда мы шли по лисьему следу, — ответила Лиззи за сестру, которая по-прежнему крепко спала. — Гэрри может объяснить разницу между следами лисицы и барсука. Она хорошо знает такие вещи.

— В самом деле? — Дэниел произнес это без всякого восхищения. — Я же говорил тебе, Лиззи, что ты должна называть свою мачеху надлежащим именем.

Генриетта открыла было рот, чтобы вставить слово, но потом мудро решила промолчать. Однако Лиззи, казалось, не видела ничего несправедливого в выговоре отца, так как речь шла о послушании, а ее проступки всегда были очевидны и не имели смягчающих обстоятельств.

Генриетта оставила их и спустилась в маленькую, обшитую деревянными панелями гостиную позади столовой, где, как ей сказали, Дэниел решил ужинать. Стол перед камином был уже накрыт, бутылка хорошего бургундского вина откупорена. Она не заметила никаких погрешностей и, вероятно, удивилась бы, если бы смогла их заметить.

Вошел Дэниел, прикрыл за собою дверь и встал у камина, глубоко засунув руки в карманы.

— Тебя что-то беспокоит? — нерешительно спросила Генриетта.

Дэниел нахмурился, размышляя. Ему не хотелось ругать жену. Госпожа Кирстон была расстроена поведением своих подопечных, но, как женщина осторожная, не стала возлагать вину на Генриетту. Он и сам заметил, в каком виде они были сегодня днем, но он также видел, как им хорошо с Генриеттой. Нет, он подождет и убедится сам в необходимости вмешательства в развитие этой быстро крепнущей дружбы.