Невеста для плохого парня - Морин Чайлд

Пауло хохотнул:

— И на чем основывается твоя убежденность? Разве можно доверять слову копа?

— Я больше не коп, — подала наконец голос Мари, принимая участие в этой перепалке между братом и сестрой. Джанни молчал, и она бросила на него сердитый взгляд. Нет, она не нуждалась в адвокате, но несколько слов в ее защиту не помешали бы. Но, похоже, здесь ее ждало разочарование, и Мари совершенно не понимала, как ей надо было это расценивать.

Она снова повернулась к Пауло и продолжила:

— В данное время благодаря Жан-Люку Баптисте у меня даже нет работы.

Пауло сделал большой глоток пива.

— Вот только не надо, пожалуйста… Вы коп, коп внутри, — он хлопнул себя рукой по груди, — а только это и имеет значение. Вам пришлось достаточно поколесить по миру, чтобы найти против нас улики, затем вы создали схему, в которой отвели Джанни особую роль. Вы решили заставить моего брата помочь вам найти Жан-Люка, чтобы вернуть ожерелье, которое украли у вас из-под носа. Все ваши поступки, продиктованные чувством справедливости, кричат, что вы — коп.

Мари встала, чтобы сравняться с ним ростом.

— Для вас коп звучит как оскорбление, но не для меня. Мой отец был копом, и отец моего отца. Вы ведь гордитесь своей семьей, не так ли?

Пауло сузил глаза, но кивнул.

— Так вот я — тоже, — четко произнесла Мари. — Я понимаю, вам есть на что злиться, пока я здесь, но нападать на меня — это не выход из ситуации.

Пауло запыхтел, но когда он взглянул на нее, она прочитала в его глазах уважение. И возможно, подумала Мари, это было все, чего она могла от него добиться.

Несколько секунд стояла оглушительная тишина, а затем Джанни громко и медленно зааплодировал. Все повернули голову в его сторону. Бросив хлопать, он встал и притянул к себе Мари, которая пыталась пресечь каждую попытку сократить расстояние между ними.

— Довольно, Пауло, — сказал он. — Мари здесь со мной. И чтобы я больше не слышал от тебя ни одного плохого слова в ее адрес.

Пауло открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Джанни его опередил:

— Именно так, Пауло. Что происходит между мной и Мари, между нами и останется.

— А улики, которые у нее есть?

Мари пошевелилась, и Джанни крепче прижал ее к себе.

— Это моя забота.

— Как ты можешь так легко говорить, зная, что папа может загреметь в тюрьму.

Лицо Мари искривила гримаса. Ее взгляд устремился на пожилого мужчину, укачивающего на руках своего спящего внука. Словно почувствовав устремленные на себя взгляды, Ник заговорил, не отрываясь от младенца.

— Тюрьма — не такая уж страшная вещь, Пауло. И если эта очаровательная молодая леди считает, что ей необходимо это сделать, она передаст фотографию итальянской полиции, и с этим делом будет покончено.

— Но, папа, — запротестовал Пауло, однако умолк, когда его отец кинул на него выразительный взгляд.

— Довольно, — нарушил молчание Рико. — Как говорит Джанни, будь что будет. Сегодня крестины моего сына, и я не позволю, чтобы кто-то испортил нам праздник, — твердым голосом сказал он, обращаясь ко всем в комнате. — Это понятно?

Все согласно закивали. Джанни обнял Мари, и она прижалась к нему в благодарность за его поддержку. Она подняла на него глаза, и он улыбнулся в ответ. И тут она поняла, что он намеренно не выступил в ее защиту. Он хотел предоставить ей право самой постоять за себя для того, чтобы потом ей было легче общаться с Пауло.

И за это она его тоже любила. Джанни станет настоящим рыцарем, если только ей это потребуется, но и его уверенность в ней позволяла ему не вмешиваться в дела, в которых она сама могла себя защитить.

Мари вздохнула и позволила мыслям поблуждать, пока семья Коретти собиралась идти в церковь. Работать с Джанни на выставке было комфортно. Они действительно хорошо сработали, схватив того вора. Совсем как настоящая команда. Она любила его за то, что он мог заставить ее смеяться. Любила, что он уважал ее мнение. Любила, когда он смотрел на нее с нескрываемой страстью в глазах. Любила, что…

О боже. Да ведь она любит его!

Как это могло произойти так быстро? Черт, да как это вообще произошло? Джанни Коретти олицетворял собой все то, против чего она сражалась всю свою сознательную жизнь. Он был вором и гордился этим. Он происходил из семьи, которая попирала законы любой страны, в которой они побывали. Он был тем, чего ей следовало избегать, и в то же время он был тем, в чем она так отчаянно нуждалась.

Кажется, она влипла.

* * *

Небольшая католическая церковь стояла на окраине деревни; местные жители построили ее из речного камня, который собирался по всему острову. Купелью служила огромная чаша, вырезанная из цельного куска древнего баньяна и натертая песком до глянцевого блеска. Сквозь витражные окна над алтарем просвечивало солнце, лучи которого нежно падали на лица собравшихся у купели людей. Все вокруг было овеяно атмосферой святости и благоговения.

Мари по-прежнему не покидало ощущение того, что она здесь чужая, но Джанни словно угадал ее чувства. Он то и дело брал ее за руку или клал руку на плечо, притягивая ее к себе, хотя и ум, и сердце Мари говорили, что ей лучше отстраниться.

Семья Коретти стояла, сплотившись вокруг крошечного существа, к которому в этот момент было приковано все внимание. Кузен Рико Шон Кинг и его жена Мелинда были крестными родителями, и Ник Коретти держал их двоих детей за руку, пока они с любопытством всматривались и вслушивались в то, что происходило вокруг них. Церемония была простая и трогательная, она тронула сердце Мари, и к ее горлу подступил ком.

Глядя на Коретти, видя, как крепко связывают их семейные узы, Мари наконец поняла, что не сможет довести свой план до конца. Ее взгляд остановился на Нике: пожилой, обаятельный мужчина что-то негромко говорил проявляющим нетерпение детям. Да, он был вором, но это не мешало быть ему неплохим человеком.

К ее бывшему когда-то черно-белым миру с недавних пор добавилось еще больше оттенков серого. Понятия и принципы, по которым она жила всю свою жизнь, расплылись, потеряли четкость. Такое представление о жизни сейчас ей казалось слишком простым, едва ли не примитивным, поэтому Мари даже начала удивляться, как она могла жить так долго в соответствии с ним. Она не может послать Ника за решетку. Она не сможет жить, думая о том, что он будет сидеть в какой-нибудь маленькой, ужасной камере, вдали от своих близких, которых он так любит.

Джанни сжал ее руку, и Мари поняла, что с шантажом покончено. Глубоко вздохнув, она пообещала себе, что как только они вернутся в отель, она отдаст Джанни фотографии и скажет ему, что им больше нечего опасаться. Она не может шантажировать мужчину, которого любит, угрожая его семье, которая так много значит для него. Она настолько ушла в свои мысли, что почти перестала замечать, что происходит вокруг нее.