Новая Дикая Охота. Рассказы для живых - Макс Фрай

– Мяу, – сказал кот, чрезвычайно довольный результатом осмотра. В его устах это означало: «Чего только не бывает». И ещё: «Ты мне нравишься». И даже: «Спасибо за угощение», – хотя обычно кот не благодарил за еду.

Потом кот обнюхал мёртвую птицу и принялся есть. А тёплый, как солнце, который несётся, как ветер и пахнет, как зимняя тьма, сказал:

– Рад, что ты согласился принять моё угощение. Значит будем дружить.

– Мяу, – откликнулся кот. Это было очень сложное «мяу», оно означало: «Ладно, можно попробовать, хотя я отродясь ни с кем не дружил», – и одновременно: «Только имей в виду на будущее, филе индейки мне нравится больше; если вдруг дичи захочется, воробьёв я и сам могу наловить».

– Да понятно, – улыбнулся тёплый, как солнце. – Просто у меня в кармане почему-то оказалась не индейка, а мёртвая птица. Сам удивился. Но это дело поправимое. Я быстро всему учусь.

Он погладил кота, деликатно, одним указательным пальцем; это было приятно, как будто шкурки коснулся солнечный луч.

– Ты отличный, – сказал он. – Согласишься со мной поработать?

Кот посмотрел на него с изумлением. «Поработать»? Это как?

Дело не в том, что кот до сих пор не слышал этого слова. Может и слышал, да не запомнил. Коты не особо обращают внимание на человеческие слова. Им это неинтересно. Если кот вдруг по какой-то причине захочет понять смысл человеческой речи, он сразу, минуя слова, понимает именно смысл.

Но за словами «со мной поработать» таился настолько загадочный смысл, что кот призадумался: а чего, собственно, этот тип добивается? Чтобы я вместе с ним поселился? Навсегда, как домашние звери? Да ну, вряд ли, зачем бы ему.

Тёплый заметил, что кот растерялся, и объяснил другими словами, но с прежним загадочным смыслом:

– Я хочу, чтобы ты играл на моей стороне.

Устав от сложностей, кот замурлыкал, просто чтобы отвлечься. Не любил он трудных задач. Но всё равно, конечно, гадал: это как – «на твоей стороне»? А есть ещё чья-то другая? В какие игры мы будем играть? Что мне придётся делать? Защищать тебя? От кого? Кто на тебя может напасть? Или ты просишь, чтобы я с тобою едой делился? Ну, в принципе, можно… наверное. Но только не каждый день!

– Мне нужен напарник, – сказал лучше-чем-человек. – Сопровождающий. Как поводырь слепому, только наоборот. Штука в том, что люди меня обычно не видят. Быть невидимкой удобно, но не всегда.

Кот посмотрел на него с новым, утроенным интересом: так ты невидимка? Вот повезло! Это же сколько мяса можно стащить на рынке! И рыбы. И ещё колбасы. Но не какой попало, конечно, а только той, которая без чеснока.

Тёплый, мерцающий, пахнущий тьмой улёгся в траву и похлопал себя по рёбрам. Кот сразу понял, что это значит: «Давай-ка, иди сюда и тоже ложись». Прежде кот никогда не лежал на людях, но человеком новый знакомый и не был, поэтому кот не особо долго раздумывал. Прыгнул, улёгся, прислушался к ощущениям – ай, хорошо! Даже лучше, чем в детстве на мамином пузе. Тепло, но не только. Такое новое, сложное, ни на что не похожее «хорошо».

– Спасибо, – сказал ему тёплый. – Какой ты сговорчивый! Одно удовольствие дело с тобой иметь. Сейчас расскажу, что мне надо, а ты внимательно слушай. И не волнуйся, если тебе не понравится моё предложение, я не стану тебя заставлять.

Кот дёрнул ухом. Это означало: «А я не волнуюсь». И ещё: «Ты хороший». И на всякий случай, чтобы тот не особенно зазнавался: «Никто в целом мире не может заставить меня делать то, чего я не хочу».

– Вот сейчас, – объяснил коту новый знакомый, – любой человек меня сразу увидит, если мимо пройдёт. Не потому, что внезапно станет зорким, как зверь, а потому, что ты ко мне прикасаешься. А если отпрыгнешь в сторону, я сразу исчезну – не взаправду, просто снова стану невидимым для людей.

На словах: «если мимо пройдёт», – кот настороженно огляделся. Ну мало ли, вдруг и правда кого-нибудь принесло. Честно говоря, не хотелось бы. Пусть люди в других местах сегодня гуляют. Так хорошо на этом тёплом лежится, и такой интересный у нас идёт разговор.

Впрочем, никого рядом не было. И в отдалении тоже не было. Не было даже предчувствия, что скоро кто-то сюда придёт.

– Это вот так устроено, – улыбнулся тёплый. – Ты меня видишь, слышишь и можешь ко мне прикасаться. И при этом живёшь в человеческом мире, существуешь для всех людей. Поэтому когда мы вместе, они с тобой за компанию и меня заодно увидят. И услышат, как миленькие, хотят они того, или нет. Сам толком не знаю, почему оно так получается, всё-таки очень странно устроен человеческий мозг. Но главное, что работает. Поэтому ты можешь стать для меня незаменимым помощником. Сопровождающим. Чем-то вроде моста между мной и людьми. Это не так хлопотно, как ты, наверное, опасаешься, с утра до ночи дёргать тебя не буду. Даже не каждый день. Если согласишься, стану тебе верным другом. И, конечно, буду кормить. Не мёртвыми птицами! Я быстро освоюсь, найду, где нормальную еду добывать.

Да было бы чего искать, – снисходительно подумал кот. – Еду добыть легче лёгкого. Ты же невидимка! Значит, у людей что угодно можешь стащить. Здесь совсем рядом, на рынке через дорогу такая колбаса продаётся! Мне однажды какие-то шумные люди дали кусочек попробовать. Слышишь, ветер доносит запах? Это она! Только смотри внимательно, чтобы чеснока в колбасе не было. Потому что с чесноком мне тоже давали попробовать. Ужас кошмарный, не знаю, как люди это едят.

Тёплый оказался понятливый. Сразу видно, гораздо лучше, чем человек! Сказал, положив горячую руку на кошачий загривок:

– Совершенно с тобой согласен, чеснок в колбасе – безобразие. Свинство такое котам предлагать.

Потом кот и лучше-чем-человек долго лежали в траве, благо день был сухой, хоть и пасмурный. Дождь, который ещё с утра собирался, не пролился, не стал им мешать.

* * *

День, как всегда, начался с самого невыносимого – с пробуждения. Хуже, чем просыпаться, в принципе, нет ничего; в каком-то смысле, это даже упрощает жизнь: если перетерпел эти жуткие десять-пятнадцать минут между пробуждением и первым глотком омерзительно горького (чем хуже, тем лучше) кофе, можешь быть совершенно уверен, что бы с тобой ни случилось, самое худшее на сегодня уже позади.

И нет, не в хронической усталости дело. И не в том, что Ленц уродился «совой» – это вряд ли, в полдень ему просыпаться ничуть не легче, чем затемно. Тем более, не в похмелье, которое вообще не проблема: когда так хреново, всё равно, есть оно, или нет.

Пробуждение было мукой с раннего детства, сколько он себя помнил, вообще всегда. Просыпаться всё равно, что… – Ленц за всю свою жизнь раза четыре пытался объяснить это близким, но на первых же словах умолкал, потому что невозможно достоверно описать кошмар своих пробуждений людям, которые тоже просыпаются каждый день и не делают из этого великой трагедии. Некоторые вообще по утрам веселы и бодры настолько, что пока завтрак готовят, страшно сказать, поют.